Морской путь в Индию

Здание было слишком мало, чтобы вместить всех желающих, и многим из матросов с их семьями и друзьями пришлось стоять снаружи, на солнцепеке с обнаженными головами в течение всей этой торжественной церемонии. В церкви можно было видеть красочное и яркое зрелище. Маленькие окна пропускали лишь немного солнечных лучей, и свечи в полумраке бросали блики на золото и серебро, сталь и драгоценные каменья, выделяя шлемы, эфесы мечей и металлические нагрудники, тускло отражаясь на бархате плащей и шелке освящаемых знамен. Когда замерли заключительные слова мессы, ударили колокола церкви и монастыря. Из церкви участники мессы процессией двинулись на берег, где лежали вытащенные на песок лодки с кораблей. Викарий церкви возглавлял шествие, за ним следовали священники и монахи, сложив руки и преклонив головы, ступая неспешно и торжественно, с пением литании. Затем шли, размахивая курящимися кадилами, церковные служки, далее священник с крестом и другие священнослужители в длинных облачениях. Вслед за ними шагал Гама, один, с высоко поднятой головой, с суровым видом, без тени улыбки. Не оглядываясь по сторонам, он нес зажженную свечу. За ним — офицеры и матросы его флотилии, по два в ряд, и каждый тоже держал зажженную свечу. И вот, окутанная синеватыми облаками курений, с размерным пением литании, под восклицания толпы, отвечающей на возгласы священников, длинная процессия достигла побережья. Викарий обернулся, и тотчас все присутствующие пали на колени, преклонив головы. Прелат принял общую исповедь и даровал полное отпущение грехов[246]

 всем, кто мог сложить свою голову в путешествии. Служба закончилась, все встали, и по приказу капитанов офицеры и матросы взошли в лодки и отплыли на корабли.

Великолепное зрелище представляла река Тежу в тот достопамятный июльский день, когда она была усеяна лодками, наполненными моряками в блестящих латах или в алых, зеленых, желтых, белых, синих и пурпурных одеждах. Флаги и вымпелы всевозможных форм, размеров и цветов реяли на ветру, пестрые ливреи слуг и яркие одежды толпившихся на берегу людей, вместе с серебристыми отблесками от поднимающихся и опускающихся весел, дополняли эту яркую картину. Это было волнующее зрелище, ибо, по словам одного старого хрониста, «казалось, что это не море, а цветущий луг».

Выстроившись на палубе, солдаты громко затрубили в трубы. На мачте флагманского корабля «Сан-Габриэл» был поднят королевский флаг, музыканты забили дробь на барабанах, заиграли волынки и бубны, тамбурины и флейты, заглушая крики, плач и жалобы тех, кто был на берегу или в утлых лодках, выплывших на рейд, чтобы поймать с борта корабля последний взгляд близких людей.

Но было уже за полдень, и когда тени стали удлиняться, то, как обычно в это время года, вдоль реки, к морю, подул порывистый ветер… Адмирал решил воспользоваться ветром и приказал поднять якоря. Матросы энергично взялись за дело, стараясь забыть о тех тягостных минутах, когда им приходилось вырываться яз объятий опечаленных родителей, членов семей и подруг. Якоря мерно, как бы нехотя, поднимались из речного ила под возбуждающий ритм старой морской песни. С якорных цепей капала вода. Последовал приказ поставить паруса. Команда подняла их, и огромные полотнища заплескались на ветру, надулись, и на каждом парусе стал виден большой алый крест ордена Христа, тот же крест, который был на знамени, врученном доном Мануэлом Гаме несколько дней назад в Монтеморе-у-Нову. Корабли впервые ощутили силу ветра — этот ветер должен был стать их слугой (только слишком часто слугой яростным, мятежным и мрачным) на многие-многие тысячи трудных миль, — и, послушные рулю, они слегка накренились и медленно двинулись вниз по реке.

Народ все еще толпился на берегу, напрягая зрение, чтобы увидеть последние приветственные жесты отплывающих. Люди махали руками, шарфами; возгласы и крики слабо доносились до кораблей, течение и ветер несли их к морю. Матросы толпились у бортов, взбирались на мачты, офицеры теснились на корме и у окон кормовых башен. Все стремились в последний раз взглянуть на толпу, на любимый Лиссабон, с его холмами и долинами, с его дворцами и церквами — теперь все это постепенно уходило все дальше и дальше. Косые лучи заходящего солнца отражались на копьях и на пушках, на снастях кораблей и на шлемах, а на берегу они освещали злато-багряным пламенем камни и леса наполовину возведенного кафедрального собора Моря. Они блеснули еще раз в водах Тежу, которые стали сизыми, как вороненая сталь. Затем опустились сумерки.