Морской узел

– Храм Единого Бога, сокращенно – ХЕБ, – с некоторым удивлением ответил водитель. – Вы не могли не слышать о нем. Возведение этого Храма станет самым важным событием в истории человечества. Надеюсь, вас не надо убеждать в том, что причина всех войн и конфликтов на земле состоит в том, что люди и народы разобщены, они верят в разных богов!

Он довольно долго говорил о необходимости отказаться от религиозного фундаментализма, о единой вере, которая спасет человечество, о том, что жить и молиться богу надо всем вместе, и делать это легко, празднично и весело, не отягощая себя ненужными запретами и моральными нормами. Бог дал нам жизнь для того, сказал он, чтобы мы наслаждались ею, а не отказывались от ее радостей. В конце своей многословной и торопливой проповеди, дабы я лучше усвоил все услышанное, он привел метафорический пример:

– Что бог нам дает, то надо брать. Представьте себе, что вас пригласили на торжество, хозяева дома постарались, чтобы вам угодить, чтобы вас вволю накормить и повеселить, а вы, придя к ним домой, отказываетесь кушать угощения, не хотите смеяться, слушать музыку и танцевать. Хозяева обидятся на вас. Так и бог обижается на нас, если мы отказываемся от его даров.

– Это о каких дарах вы говорите? – уточнил я, с неохотой ввязываясь в дискуссию. – О проститутках, из-за которых в центре пробки, и не пройти и не проехать? О семьях без границ, где меняются парами?

– Ну и что? – с достоинством возразил водитель и стал запальчиво убеждать: – Главное, что никто никого не убивает, не бьет, не режет… Церковь много веков называла супружескую измену пороком. А мы пересмотрели эту догму и сказали: это не порок, а благо! И вы посмотрите, как расслабились люди! Как потянулись друг к другу! Как они скинули с себя маски лицемерия и ханжества! Они поняли, что семья – это маленькая тюрьма, она не нужна. Так будет и с верой, поверьте мне! Люди всех вероисповеданий выкинут на свалку затхлые книги, написанные пророками, апостолами, мудрецами – этими злодеями, которые раскололи мир.

– Да не старайтесь вы так! – мягко упрекнул я водителя. – Меня тяжело переубедить. Я не собираюсь отказываться от догм, которые принимаю. Например, я хочу, чтобы моя любимая женщина принадлежала только мне. И никогда я не пойду молиться в ваш ХЕБ.

– Но почему? Разве это не прекрасно, когда…

– Я считаю, что храм – это не место, где можно пересматривать догмы, – возразил я. – Храм, по-моему, это диктатура заповедей. И каждый народ пусть сам решает, каким заповедям следовать.

– Вот вы как! – скривил губы водитель и покачал головой, но я уже отвернулся и стал смотреть в окно.

Навстречу нам, сверкая проблесковыми маячками, мчалась милицейская машина. «Всем стоять! – несся грубый крик из динамиков. – Всем на обочину! Пропустить колонну!»

Мой водитель съехал с дорожного полотна и заглушил мотор. Мимо нас прошмыгнули еще две милицейские машины, а следом за ними потянулась колонна грузовиков с оцилиндрованным брусом, досками, рейками, металлическими уголками, трубами и прочим строительным материалом. Тяжелые, с зажженными фарами, грузовики медленно взбирались на подъем, и вокруг нас клубами поднимался дым выхлопов.

– К детскому празднику готовятся, – сказал водитель. – Говорят, на центральном причале построят целый город. Будет грандиозное представление. Спасибо Сиченю, это все он финансирует.

«Рено» дрожал, когда мимо проезжал очередной грузовик, брызги из-под колес жесткими плевками хлестали по ветровому стеклу. Замыкал колонну бортовой «ЗИЛ», на кузове которого покачивалась гигантская черная голова какого-то отвратительного монстра с рогами. Наверное, это чудище будет украшать аттракцион вроде «Замка страха».

Оставшуюся часть пути до Приморского мы ехали молча. Этот поселок и в хорошую погоду вызывал у меня тоску. Сейчас же хотелось разве что завыть, чем, кстати, и занималась тощая собачонка, которая стояла на крутом берегу и подставляла узкую морду ветру. Я прошел вдоль моря по мокрому пляжу, на котором был раскидан плавучий мусор. Море отряхивалось, скидывая на берег белые и гладкие, как кости, сучья деревьев, мутные пластиковые бутылки, шприцы, пляжные тапочки – все то, что не растворялось и не тонуло. Мне стало зябко и неуютно. Небо и море передразнивали, пародировали друг друга: оба стали грязно-серыми, беспокойными. «А ты можешь так?» – спрашивало небо и опускало косматую рваную бороду, которая едва не доставала до воды. «А ты попробуй сделать так!» – отвечало море и неожиданно ударяло в прибрежные камни, запуская в небо веер брызг.

Причал был хлипким, проржавевшие опоры подкосились и от каждой волны раскачивались и жалобно скрипели. Я прошелся по причалу, не обращая внимания на большие лужи, покрытые морщинками дрожи. Отсюда были видны лишь истерзанные вечной сыростью лодочные гаражи да треугольные крыши какой-то дешевой базы отдыха.