Я на миг хренею. Кириллов рассказывал, как Брода, командир U-209 на допросе спешил выложить — что знает и не знает. Командир U-251, которая в Карском море без винтов болталась, тоже, как в плен попал, кололся до дна, как в детективах пишут. И даже командир U-376, с интересной фамилией Маркс (да еще и имя у него, Фридрих-Карл, вот юмор, если и впрямь какой-то дальний родственник?) — тоже, как обмолвился старший майор, упорства особого на допросе не показывал. Но если ты комиссар, по должности обязан идейным быть, на двести процентов, это ж специальность твоя, такая же как торпедист или механик, ты должен пример всем показывать и за собой вести! Делом пример, а не языком — правильные слова, когда спокойно, любой козел может проблеять, а ты выстоять попробуй, когда вот так. Значит, не человек ты, а полное дерьмо собачье — и уважения заслуживаешь столько же. Всяко меньше — чем второй. С ним, перестарались явно, мужики. А полегче нельзя было?
— Так шибко буянил — заявляет главстаршина — вот честное слово, если б нам большаковские на заводе приемы всякие не показывали, правда, я и на гражданке еще занимался, каратэ и айкидо, немножко, так не усмирить было, никак! Я ему руку на болевой, так он так вырывался, что ей-богу, сам себе сломал! Лишь когда товарищ старший мичман (Сидорчук по переаттестации стал младлеем, но отчего-то ему нравилось, чтоб его называли по-прежнему), боксом ему, и по ребрам, и в голову, тогда только вырубился. Укол ему, как буйным шизам — так доктор сказал, нам не уходить пока, вдруг проснется и снова начнет все тут громить?
— А этот? Тоже буянил, если вы и его.… Или — в превентивных целях?
— Никак нет, тащ капитан первого ранга! Не верите, так хоть у доктора спросите: это ему тот, буйный, врезал, своему же, в первую очередь! А после хотел санчасть рушить — ну тут мы уже помешали.
— Тьфу! Этот хоть что-то ценное знает?
— Да вот показания его, в переводе уже писали, гляньте.
Читаю. «… Я не солдат, не военный, никогда не брал в руки оружия. В национал-социалистическую партию вступил в 1934, но исключительно ради добычи средств к существованию…»
— Во, загнул! Это как? — «…будучи третьим сыном, не имел надежды на долю в наследстве отцовского дела…» — короче, тут еще на пару страниц лабуды, какой я белый и пушистый, ни разу никого не обидел, служил исключительно по организационной части, последняя должность, какой-то там чин по партийной линии в городе Штральзунд, причем, когда предлагали повышение на оккупированных территориях, отказался из убеждений — ага, голубь, так тебе и поверили, просто не захотел ехать из уютного Рейха, да и про партизан наших может быть, был уже наслышан: это как из московского райкома году в восьмидесятом, да в Афганистан, «на укрепление и в помощь». А вот теперь, то ли провинился в чем-то — а скорее, где еще их фюреру столько «политработников» так вдруг набрать на все корабли, если у нас в сорок первом секретаря райкома вполне могли поставить комиссаром дивизии или полка, так, наверное, и у них, тупо спустили разнарядку, мобилизовать столько-то голов. А командир-то твой же, за что тебе в рыло? — вот, и про это: «…за мои требования к дисциплине и порядку на борту»… — ой не могу, это ты будешь кадрового командира лодки, порядку на борту учить? Скорее поверю, что следил ты за благомыслием экипажа, чем всех и успел достать, вот командир на тебе руку и отвел! Так-так, и до конца текста все то же. Тьфу, еще раз! И на хрена было этого кадра вылавливать? А вот пусть сам он и ответит.
— Переведите ему: знает ли он, как ваши поступают с нашими комиссарами? После этого — что мы должны сделать с ним?
Раньше я был уверен, что «ползающий на брюхе враг» есть чистая аллегория. Сейчас наблюдал это воочию. Также где-то читал, что враг на брюхе вызывает ни с чем не сравнимую радость. Мне же захотелось в эту морду, как следует пнуть. А как вопит, за жизнь цепляется на чистом инстинкте (оттого, наверное, и выплыл), без разницы ему любая идея. Что там Серега говорил в Москве — любуйтесь, вот он, субпассионарий в чистом виде. И если у фюрера таких много, и они отвечают у него за идейность и воспитание народа, то я спокоен — фашизму до победы тогда, как пешком до луны.
— Богдан Михайлыч! — это старший майор, Сидорчуку — да заткните вы его, понять нельзя, что он вопит. Пусть говорит членораздельно.
Мне же этот фриц стал решительно неинтересен. А что там второй? Заглядываю в изолятор. Дрыхнет, ремнями привязанный к кровати. Сколько он еще так? А бог знает, это строго индивидуально, минимум пара часов, максимум полсуток. Ну и пес с ним — у нас своих дел полно.