Сегодня двадцать седьмое ноября сорок второго года. Идет война, немцы под Сталинградом. Правда, в этой истории все идет для нас гораздо лучше — Заполярье освобождено, блокада Ленинграда прорвана, и весь флот у Адольфа считай, на дне, нашими стараниями. Так и в самом деле, на год раньше войну завершим!
Дело ведь не только в наших торпедах! Это правильно сказал товарищ Сталин — кадры решают все. Любое оружие, любая техника — страшны для врага, когда им хорошо владеют. Боевой устав Советской Армии сорок четвертого года, внедряемый уже сейчас — сразу, конечно все не научатся, но, ведь сколько времени ушло в нашей истории, чтобы данные для него собрать, обработать? А ведь в итоге будет — читал в мемуарах, «задачу, которая дивизиям и корпусам РККА сорок первого года стоила огромного труда и крови — те же соединения сорок пятого решали походя, не сильно отвлекаясь от основной поставленной цели». Что может сделать с вермахтом, Советская Армия конца войны — с тактикой, организацией, вооружением сорок пятого? И с людьми — если заранее знать, кто из маршалов и генералов блеснет талантом, а кто напротив…
Адмирала Октябрьского сняли с командования Черноморским флотом — за то, что он провалит Новороссийский десант в феврале сорок третьего, превратив замысел разгрома немцев на Тамани в полугодовой героизм Малой Земли. А Лаврентий Палыч Берия сейчас — снова на Закавказском фронте.
— Михаил Петрович!
Последняя ночь на «Воронеже». Завтра встанем наконец в док — и временно переселимся на береговые квартиры.
Э. Раус
«Ледяной ад Восточного фронта»
Из проклятой русской зимы — снова в проклятую русскую зиму!
Тогда, под Москвой, был ужас. Мы едва унесли ноги, теряя людей. Помню толпы солдат, бредущих по колено в снегу, замотанные в тряпье, без оружия — мимо трупов своих товарищей, до которых никому не было дела. Казалось, повторяется кошмар разгрома Наполеона — и весь фронт сейчас рухнет, и неудержимо покатится назад. Под городом Клин мы потеряли последние танки и воевали, как пехота — необученные, несли еще большие потери. Водители и наводчики, прошедшие с победой Францию — навеки оставались в этих проклятых снегах!
Танков было не жаль. Тогда мы воевали на чешских Lt-35 — единственная дивизия в вермахте, оснащенная этими машинами. У чешских жестянок в русские морозы замерзало управление, не заводился мотор, гусеницы вязли в грязи — при осеннем марше по тому, что русские называют дорогами! А пушка оказалась откровенно слабой против этих КВ и Т-34. Того комплекта техники, что мы взяли в Чехословакии, хватило, чтобы пройти Польшу и Францию, с минимумом потерь. В России дивизия растаяла за полгода.
Ефрейтор, вообразивший себя полководцем, снова не послушал военных профессионалов! Едва удалось избежать катастрофы! То, что осталось от нашей дивизии, было выведено во Францию, на пополнение и отдых. Французы похожи на трясущихся жирных кроликов — прекрасный и цивилизованный европейский народ, от которого победителям не следует ждать неприятностей, с ними можно иметь дело. Слышал, что там есть какие-то «макизары», стреляющие из-за угла — но, за все время я лично видел только один такой случай — и то, пойманные бандиты оказались бежавшими русскими пленными.
Эти русские — европейцу никогда их не понять! Франция после Дюнкерка была в таком же положении, что и Россия осенью сорок первого. Французы поспешили сдаться, не навлекая на себя дальнейшие ужасы войны. Русские же как скифы — продолжают драться с дьявольским упорством. И мы несем потери — а ведь, в наших глазах, жизнь одного культурного арийца тогда была ценнее жизни тысячи славян!
Слушали речь фюрера. Что русские не заслуживают даже колонизации. Жить в новой Всеевропейской Империи под властью Германии, где от Нормандии до Урала будут чистенькие и аккуратные города, фермы, заводы, дороги, даже на положении унтерменшей, арбайтеров, это великая честь, которую достойны не все. А русские, из-за своего упрямства, будут примером для других народов, как Рейх поступает с непокорными. Нам не нужны рабы, готовые при первом случае воткнуть вам нож в спину — и русских не будет вообще! Мы загоним их в ужасную Сибирь, за полярный круг — чтобы они все вымерли там, как индейцы в Америке. Ради спокойствия в Империи — чтобы наша тевтонская ярость и тысячелетия спустя вызывала у низших народов ужас, как помним мы сегодня страшных гуннов, наших предков!
Мы слушали и кричали «хайль»! В отличие от сидящих в Берлине, те кто сталкивался с русскими в бою, никогда после не называл их унтерменшами. Но, в одном мы были с ним согласны — эту войну пора завершать, нашей победой. Если бы русские хоть чуть уважали своих противников, они бы капитулировали по-цивилизованному, не доставляя нам неудобств. Кто ответит за то, что солдаты Германии уже второй год оторваны от своих семей? Нам обещали, что мы вернемся домой к Рождеству.