С июля через границу пошли крупные партии оружия. И не только – однажды пригнали два грузовика с грузом тушенки, в тех ящиках, что в кузове с краю, а в глубине… но и консервам нашлось применение. Экономически Италия оставалась единой, с одной и той же лирой, что на севере, что на юге – правда, из-за низкого и все падающего курса (кто-то шутил, что лирами скоро будут стены обклеивать) большее хождение имели американские доллары и русские рубли, а еще на рынках, особенно в провинции, за денежные единицы шли банки тушенки, американские сигареты и даже патроны. Таможни не было, и коммерсанты шастали через границу в обе стороны, высматривая, что где дешевле, что дороже – и как правило, карабинеры с них брали малую плату частью товара, но внаглую и подчистую не грабили, понимая, что если торговцы станут искать обходные пути или вовсе прекратят деятельность, хуже будет и самим мздоимцам. К тому же в провинции, и приграничье не было исключением, карабинеры часто были местные, а не присланные из Неаполя, а это другие совсем отношения, всегда можно договориться, найти общую родню – хорошо знакомых торговцев часто даже не досматривали, удовлетворяясь врученным ящиком тушенки или блоком сигарет. И еще оставалось море, у карабинеров не было флота, а янки до патрулирования морских границ пока еще не опускались, а рыбаки занимались своим делом, надо же что-то кушать, и кому забота, если какого-нибудь владельца лодки родня просит передать что-то на ту сторону? Дошло до того, что в Красном Поясе (так называли коммунистический район у границы, начавшийся еще недавно с трех освобожденных деревень) заказывали на севере и простые товары, как обувь, мануфактуру, железные изделия – в обмен на продукты, а самые ушлые даже ездили со своим товаром на ту сторону, торговать на русские рубли! Приграничье, на взгляд Луиджи, все больше становилось похожим на территорию «Красных бригад» этой зимы, в альпийских предгорьях, когда на дорожных указателях писали «дойчефрай», немцам в освобожденную зону хода нет. Оружия натащили в изобилии, даже минометы – но Луиджи не обольщался. В отличие от «Красных бригад», освобожденная зона не была на русском обеспечении, да и сельскохозяйственных работ летом куда больше, чем зимой – а потому люди при всем желании не могли так же интенсивно заниматься военной подготовкой, хотя инструкторов с севера тоже прислали, большей частью не русских, а итальянцев. И что будут стоить его бойцы, когда против них выйдут не вояки дона Кало, а американские солдаты… мы все равно будем драться, но будет очень тяжело!
В октябре все резко переменилось. Первым сигналом был резко возросший интерес Центра к политической ситуации. Затем прямо было сказано, что ИКП надлежит быть готовой к честным югоитальянским выборам – и это при том, что все помнили «сицилийскую демократию» дона Кало. Неужели? Русский посланец лишь усмехнулся и ответил: меньше знаешь, крепче спишь.
– Задача – получить влиятельное представительство в парламенте (или как он будет у вас называться, после дона Задницы), и контроль на местах, хотя бы в отдельных регионах. И помните, что писал Ленин: буржуазная демократия есть высший шаг на пути к социализму, в сравнении с реакционной диктатурой. Прежде всего, благодаря гораздо большим возможностям пропаганды, то есть революционного воспитания трудящихся масс.
Дон читал газеты. В том числе и доставленные с Севера.
Ему даже нравилось читать про свое всемогущество и жестокость. При чем тут садизм и сравнение с хижиной дяди Тома – смерды должны знать свое место и быть благодарны своему хозяину, за то, что тот дает им работу. И чем в принципе, отличается работник-человек от прочей рабочей скотины – хороший хозяин должен о ней заботиться, чтобы не сдохла, но и только! И показательная жестокость тут это акт гуманизма: судьба одного бунтовщика, может, убережет от кары десяток, кто не решатся и продолжат работать, принося дону доход. А судя по тому, что возмутителей спокойствия становится не меньше, а больше – он, дон Калоджеро, еще непростительно гуманен!