Моруроа, любовь моя

Большинство людей на Таити, весьма болезненно испытавших на себе последствия военной оккупации, актов насилия и широкой пролетаризации, воспринимали эти газетные выступления исключительно как циничную пропаганду, призванную обмануть общественность Франции и других стран. Не подлежит, однако, сомнению, что многие министры обманывали прежде всего самих себя. В какой-то мере потому, что они пребывали в трогательном неведении относительно местных условий, знакомясь с ними только по служебным документам. (Конечно, кортежи высоких гостей тщательно огибали лишенные всяких дорог трущобы.) К тому же взор их буквально застилали очаровательные плясуньи и благоухающие цветочные гирлянды, которыми их повсеместно увенчивали. Среди полинезийцев с незапамятных времен утвердились изысканные формы общения. Так, этикет требует, чтобы приезжих из дальних стран встречали песнями, цветами и речами. Однако знаки вежливости ничего не говорят о подлинных чувствах хозяев — особенно, когда речь идет о профессиональных певцах и танцовщицах, нанятых губернатором, чтобы приветствовать прилетающих и улетающих министров…

19. ТРИ ПИСЬМА

Пока все эти восторженные и изящные высказывания министров печатались на видном месте во французских газетах и читались по французскому радио и телевидению, Теарики и большинство депутатов полинезийской Территориальной ассамблеи продолжали выступать против военной оккупации и планируемых ядерных испытаний. Но хотя они посылали протесты в те же самые газеты, на то же самое радио и телевидение, до читателей и слушателей не доходило ни строчки. Немногие редакторы, которые снисходили до объяснений, твердили с трогательным единодушием, что все эти проблемы далекой колонии не интересуют французский народ. К сожалению, зачастую это так и было.

Тогда Теарики решил пойти на небольшой трюк. Уже не один год он посылал письма французским деятелям культуры и ученым, прося помощи и совета, и некоторые из них ему отвечали. Он размножил на ротаторе в нескольких сотнях экземпляров три таких письма и отправил их в важнейшие органы массовой информации Франции. Отдачей были лишь кое-где промелькнувшие отдельные цитаты, но и это настолько встревожило правительство, что новый министр по делам заморских территорий, отставной генерал Бийот, резко осудил Теарики за «его беспочвенные утверждения с целью выдвинуться самому». Чтобы читатель мог судить, было ли основание для этих утверждений, приведем текст упомянутых трех писем.

Автор первого письма, датированного 17 апреля 1964 года, — доктор Альберт Швейцер.

«Задолго до получения вашего письма я начал беспокоиться за судьбы населения Французской Полинезии. С 1955 года я выступаю против всяких атомных и ядерных испытаний. Больно видеть, что теперь уготовано островитянам. Меня ничуть не удивляет, почему Национальное собрание ничего не предпринимает, чтобы помочь вам. Оно просто не в состоянии бороться, не смеет выступить против военных, которые твердо решили производить атомные взрывы в вашей стране. Те, кто утверждает, будто эти испытания безвредны, лгут. Подобно многим другим, я со стыдом смотрю на позицию, занятую Национальным собранием в этом вопросе. Парламент и общественность готовы принести вас в жертву. Я возмущен до глубины души и всем сердцем болею за вас с тех самых пор, как узнал, что военные постановили испытывать атомное оружие на ваших островах. Кто бы мог подумать, что Франция способна вот так предать своих граждан генералам?»

Второе письмо, датированное 22 августа 1964 года, было подписано известным биологом, академиком Жаном Ростаном.

«Вы спрашиваете, как я расцениваю воздействие радиоактивных осадков при взрыве атомной бомбы на генетику? Могу лишь повторить так же решительно и убежденно то, что я утверждал в бесчисленных статьях и лекциях: не существует «порога», ниже которого облучение настолько слабо, что становится совсем безвредным. Любое увеличение радиоактивности, даже самое незначительное, увеличивает риск мутаций, умножая число изменений в наследуемых признаках, а эти изменения почти всегда пагубны».

Автор третьего письма, датированного 23 октября 1965 года, — будущий лауреат Нобелевской премии Теодор Моно.

«Позвольте выразить вам благодарность за ваше мужественное выступление в Национальном собрании во время дебатов о военных кредитах. Я знаком и с вашими выступлениями в ноябре и декабре 1963 года, которые также остались без последствий.

Вы поступаете правильно, клеймя официальную ложь — будто испытания ядерного оружия вовсе не угрожают здоровью людей, а также катастрофические последствия в моральной и социальной областях — пьянство, проституцию и т. п.

Я обратился с письмом к главе французских протестантов, в котором напомнил ему, что долг каждого христианина — заниматься этой проблемой и что церкви надлежит безотлагательно возвысить свой голос.