Московские квесты. Истории с современными комментариями

Я пообещал ничего не писать об этом происшествии и, конечно, ничего не рассказал приставу о том, что видел ночью, но тогда же решил заняться исследованием Грачевки, так похожей на Хитровку, Арженовку, Хапиловку и другие трущобы, которые я не раз посещал.

Не правда ли, очень странно читать о Цветном бульваре у Гиляровского? Сегодняшний Цветной – это средоточие московской иллюминации, яркости и вечерних любителей прогулок.

Здесь, кажется, не утихает жизнь ни в полночь, ни к утру – но когда-то было совсем иначе, и случайный ночной путник, на пути от своего друга художника Павлика Яковлева, предпочитал сжимать в кармане кастет.

Квест

Гуляя по Малому и Большому Сухаревским переулкам, до сих пор несложно представить, как в этих дворах преступники скрывались от полиции.

Прогуляйтесь по улицам Грачевки. И чтобы прочувствовать отличия Москвы той и Москвы современной, задержитесь немного на самом Цветном бульваре. Чтобы сохранить здоровое чувство юмора, потрите носы клоунам памятника памяти Никулина. Не забудьте загадать желание!

На трубе

Надо же, и в начале 60-х девятнадцатого столетия находились недовольные антитабачными кампаниями! У Гиляровского описана карикатура, напечатанная в журнале «Искра».

…Ехали бояре с папиросками в зубах.

Местная полиция на улице была…

Такова была подпись под карикатурой в журнале «Искра» в начале шестидесятых годов прошлого столетия.

Изображена тройка посередине улицы. В санях четыре щеголя папиросы раскуривают, а два городовых лошадей останавливают.

Эта карикатура сатирического журнала была ответом на запрещение курить на улицах, виновных отправляли в полицию, «несмотря на чин и звание», как было напечатано в приказе обер-полицмейстера, опубликованном в газетах.

Немало этот приказ вызвал уличных скандалов, и немало от него произошло пожаров: курильщики в испуге бросали папиросы куда попало.

В те годы курение папирос только начинало вытеснять нюхательный табак, но все же он был еще долго в моде.

– То ли дело нюхануть! И везде можно, и дома воздух не портишь… А главное, дешево и сердито!

Встречаются на улице даже мало знакомые люди, поздороваются шапочно, а если захотят продолжать знакомство – табакерочку вынимают.

– Одолжайтесь.

– Хорош. А ну-ка моего…

Хлопнет по крышке, откроет.

– А ваш лучше. Мой-то костромской мятный. С канупером табачок, по крепости – вырви глаз.

– Вот его сиятельство князь Урусов – я им овес поставляю – угощали меня из жалованной золотой табакерки Хра… Хра… Да… Храппе.

– Раппе. Парижский. Знаю.

– Ну вот… Духовит, да не заборист. Не понравился… Ну я и говорю: «Ваше сиятельство, не обессудьте уж, не побрезгуйте моим…» Да вот эту самую мою анютку с хвостиком, берестяную – и подношу… Зарядил князь в обе, глаза вытаращил – и еще зарядил. Да как чихнет!.. Чихает, а сам вперебой спрашивает: «Какой такой табак?.. Аглецкий?..» А я ему и говорю: «Ваш французский Храппе – а мой доморощенный – Бутатре»… И объяснил, что у будочника на Никитском бульваре беру. И князь свой Храппе бросил – на «самтре» перешел, первым покупателем у моего будочника стал. Сам заходил по утрам, когда на службу направлялся… Потом будочника в квартальные вывел…

В продаже были разные табаки: Ярославский – Дунаева и Вахрамеева, Костромской – Чумакова, Владимирский – Головкиных, Ворошатинский, Бобковый, Ароматический, Суворовский, Розовый, Зеленчук, Мятный. Много разных названий носили табаки в «картузах с казенной бандеролью», а все-таки в Москве нюхали больше или «бутатре» или просто «самтре», сами терли махорку, и каждый сдабривал для запаху по своему вкусу. И каждый любитель в секрете свой рецепт держал, храня его якобы от дедов.

Лучший табак, бывший в моде, назывался «Розовый». Его делал пономарь, живший во дворе церкви Троицы-Листы, умерший столетним стариком. Табак этот продавался через окошечко в одной из крохотных лавочек, осевших глубоко в землю под церковным строением на Сретенке. После его смерти осталось несколько бутылок табаку и рецепт, который настолько своеобразен, что нельзя его не привести целиком.