Московские обыватели

Престарелый поэт М. М. Херасков тоже решил не отставать от моды и стал частенько зазывать погостить в свое подмосковное имение гитариста С. Н. Аксенова. Вскоре он поручил ему познакомить с основами музыкальной грамоты и научить игре сына своего крепостного приказчика — Михаила Высоцкого (с годами Михаил переиначил свою фамилию и стал подписываться под нотами исключительно, как Высотский).

«Ну и помучил меня батенька Семен Николаевич! — вспоминал свои детские годы Высотский. — Бывало, уйдешь от него в лес, уж и не рад, что напросился учиться. Так нет, батенька, пойдет, сыщет, за ухо приведет и засадит за гитару».

В 1807 году М. М. Херасков умер, даровав молодому гитаристу вольную. В 1813 году Михаил Тимофеевич переселяется из имения в Москву, и вскоре начинается взлет его славы. Сочиненные им простонародные песни «Пряди, моя пряха…», «Люблю грушу садовую…», «Соловушка», «Вот мчится тройка удалая…», «Во саду ли, в огороде…» и около сотни других под мелодичное звучание гитары исполнялись повсюду. Даже дворяне запели песни своих крепостных!

Михаила Тимофеевича приглашала к себе, можно сказать, вся Москва, включая первых людей Первопрестольной. Правда, нередко случалось, что за ним присылали золоченую карету, сулили большие деньги, а этот скромный застенчивый человек отказывался и уходил играть даром в тесном кружке своих учеников.

Высотский был нарасхват не только как композитор и музыкант, но и педагог. Большинство прославленных московских гитаристов второй половины XIX века, включая руководителей цыганских хоров И. О. Соколова и Ф. И. Губкина, — его ученики.

Существовал особый «стиль Высотского». Когда он брал в руки гитару, его лицо, почти всегда улыбающееся или смеющееся, становилось строгим, на нем, по заверению очевидцев, «появлялся отпечаток глубокой мысли». Играл он свободно, без малейших усилий и без «модных эффектов», которые нравились тугой на ухо публике. Высотский, по заверению знаменитого польского скрипача и композитора Кароля Липиньского, сочетал в гитаре мощь арфы с певучестью скрипки.

В 1823 году в Москву приехал не знавший себе равных среди гитарных композиторов Фердининд Сор. На устроенный в честь него вечер любителей гитары пришел и Высотский. После блестящей игры Сора, упросили и его выйти на сцену. «Он взял гитару, — рассказывает В. Русанов, — и, по обыкновению, стал ее пробовать,да так и остался на одних пробах часа два с половиной. В результате получилось весьма сильное впечатление. Сор пришел в отчаяние и заявил, что после такого артиста ему совестно взять в руки гитару, и он готов разбить ее об пол. После этой встречи Сор и Высотский часто бывали друг у друга и расстались большими друзьями».

Особенно искренно и восторженно любили игру Высотского московские студенты. Один из них, шестнадцатилетний поэт Михаил Лермонтов, в страшный холерный 1830 год услышав его игру, под впечатлением написал одно из лучших своих юношеских стихотворений.

Звуки

Что за звуки! Неподвижен внемлюСладким звукам я; Забываю вечность, небо, землю,Самого себя. Всемогущий! Что за звуки! ЖадноСердце ловит их, Как в пустыне путник безотрадный

Каплю вод живых! И в душе опять они рождаютСны веселых лет, И в одежду жизни одеваютВсё, чего уж нет. Принимают образ эти звуки,Образ милый мне; Мнится, слышу тихий плач разлуки,И душа в огне. И опять безумно упиваюсь

Ядом прежних дней, И опять я в мыслях полагаюсьНа слова людей.

Даже спустя полвека после смерти знаменитого московского гитариста, когда заходил восторженный разговор про артистов, умеющих тронуть душу, старики пренебрежительно обрывали панегирик:

— Послушали бы вы Высотского, вот тогда бы у вас душа перевернулась.

И хотя остались ноты большинства сочиненных Высотским песен, им недоставало авторского исполнения. «Он никогда не повторялся, и одну и туже тему играл каждый раз все с новыми и с новыми вариациями, одна другой лучше, богаче, — вспоминал ученик Высотского полковник И. Е. Ляхов. — Его ноты далеко не дают представления ни о неисчерпаемом богатстве и силе его творчества, ни о необыкновенной технике его игры; это бледные наброски в сравнении с его исполнением, в которых передается только общий план, главная мысль и приблизительный характер исполнения. Его игра была непостижима и непередаваема и оставляла такое впечатление, которое не передашь никакими нотами и словами… Вы слышите русскую песню, возведенную в священный культ».