На улице он был незаметен; в коммерческом учреждении он стал центром внимания. Кассиры смотрели на него во все глаза, когда он входил. Стоун направился в отделение, где находился его сейф. Темноволосый, хорошо выбритый молодой человек преградил ему путь.
— Прошу вас сейчас же покинуть это здание, — произнес он.
— Здесь находится мой сейф, — быстро ответил Стоун.
Служащий был озадачен.
— Как ваша фамилия?
— Послушайте, — продолжал Стоун. — У меня действительно сейф в этом банке. Я понимаю, насколько мой внешний вид… Дело в том, что у меня был трудный период. — Стоун говорил быстро, стремясь высказать все сразу, полагая, что это произведет большее впечатление. — Я был в больнице, но теперь у меня все в порядке.
— Сочувствую вам, — бесстрастным голосом отвечал служащий.
Стоун достал связку ключей, снял с кольца два ключа от сейфа и положил их на стойку.
— Мы не могли бы где-нибудь присесть?
— Да, конечно. — Служащий подвел Стоуна к столу, и они сели. — Должен признаться, я был немного сбит с толку. Большинство наших клиентов…
— Вам не в чем оправдываться, — вежливо ответил Стоун. — Как только я получу свои деньги, я сразу приведу себя в порядок.
— Вам известна процедура получения денег? — все еще сомневаясь, спросил чиновник.
— Да. Я должен расписаться. Вы сравните мою подпись с образцом в вашей картотеке.
— Правильно. Ваши имя и фамилия?
— Чарльз Стоун.
Человек промедлил какое-то мгновение. Может быть, он узнал фамилию?
— Одну минуту, господин Стоун.
Может быть, там, за столом, в полу была кнопка, как это было предусмотрено в кассах?
Банковский служащий встал из-за стола.
— Дайте мне ваши бумаги, г-н Стоун, — произнес он и удалился в направлении кассового отделения.
Минуту спустя он вернулся, держа в руках два образца подписей. Не найдя явного различия в подписях, он проводил Стоуна в отделение сейфов.
Сейф отца явился для Стоуна потрясением. Среди счетов, биржевых сертификатов, муниципальных облигаций и акций на предъявителя лежал маленький белый конверт. А под ним лежали деньги. Груды денег: гораздо больше ста тысяч долларов в двадцати- и стодолларовых бумажках — стопка банкнот высотой в несколько сантиметров. Стоун с трудом верил своим глазам.
Стоун попросил служащего принести ему белую холщовую сумку для денег. Через минуту он уже стоял на улице, пряча под поношенным пальто сумку с деньгами.
Не спеша по маленьким улочкам Стоун ушел с Гарвард-сквер. Часов в пять он нашел небольшой ресторанчик на Инмен-сквер, оставил тележку в аллее, вошел и заказал недорогой обед. За едой, состоящей из куска мяса, пюре и горячего кофе, Стоун вскрыл конверт.
В конверте было письмо, отпечатанное на стареньком «Ундервуде» отца еще лет десять назад. Бумага уже начала желтеть.
Дорогой Чарли!
Я пишу это письмо на случай, если со мной что-нибудь случится. Если все будет нормально, оно не попадет к тебе в руки.
Здесь находятся деньги, которые, как ты, вероятно, уже догадался, мне регулярно выплачивал Уинтроп Леман, начиная с 1953 года, в размерах от десяти до двадцати тысяч в год. Часть этих денег я потратил, а часть сохранил. По словам Лемана, эти деньги были предназначены на расходы. Думаю, он понимал смысл моей любимой строчки из Пастернака: «Ты — вечности заложник у времени в плену». Может быть, все мы — заложники?
Когда-нибудь я расскажу тебе все о Лемане. О Москве, о старообрядцах. Это долгая история, и когда-нибудь, надеюсь, я смогу рассказать тебе все.
Стоун сидел, читал и перечитывал письмо, пока официантка не спросила, не хочет ли он заказать что-нибудь еще. Эта строчка из Пастернака каким-то странным образом перекликалась с ужасной гибелью Элфрида Стоуна.
Старообрядцы. Русское слово для обозначения староверов. Стоун знал, что в XVII веке в России староверы были православной сектой, отвергнувшей резкие перемены в Церкви. Последовали кровавые бои, а затем староверы ушли в подполье. Но кто такие эти старообрядцы сегодня?
Что хотел сказать ему отец?
Уже наступила ночь, когда Стоун пришел на Хиллард-стрит. Возле дома отца стояла бело-синяя патрульная машина. Двое полицейских в машине пили кофе из пластмассовых чашек. Стоун прошел мимо, стараясь не смотреть на них.