Московский лабиринт

Я – бесплотный дух… Безъязыкое, бесформенное ничто…

Но разве не я здесь хозяйка?! Даже эта тьма – часть меня…

И я говорю: да будет свет!

Кажется, вышло… Чернота начала светлеть, превращаться в белёсый туман. А потом я упала. Шмякнулась с высоты в большую, серебристо сверкавшую лужу…

У меня опять было тело. Пускай такое же иллюзорное, как и туман вокруг. Главное, я сама этого добилась. Я учусь преобразовывать собственную тюрьму.

Монте-Кристо такое и не спилось. Теперь остаётся вообразить какой-нибудь выход наружу, в реальность…

Рассеивайся, туман! Я хочу вернуться! Очень хочу, честное слово!… Только я могу спасти друзей! Я ещё могу всё изменить!…

Увидеть небо. Настоящее небо. Растолкать, разбудить Чингиза, Грэя и умчаться на «хаммере» – далеко, далеко… Навстречу красноватой полосе восхода. Туда, где нас не отыщут.

Уходи, туман… Пожалуйста, уходи…

Не получается. Белёсая дымка клубится вокруг. И ей нет дела до моих заклинаний.

Биочипы в моём мозгу сильнее.

В Реальность не прорваться. Этого следовало ожидать. Даже невидимые стены так легко не поддаются. Требуется время. А его-то как раз и нет…

Думай, Таня… Если нельзя выйти… может, позвать на помощь?

Но кто услышит немой, безъязыкий крик?

Хотя… Если очень постараться – кое-кто услышит…

Только будет ли от этого легче? Или, наоборот, страшнее?

Та чингизовская притча о двух тиграх. Может, именно сейчас?… Если бы удалось… Если бы они вцепились друг другу в глотки!

Что такое?

По ногам поднимается холод… Непонимающе смотрю вниз. Ртутно-блестящая лужа как будто становится глубже. Дно уходит из-под меня. Я вздрагиваю, осознавая…

А плёнка металла наползает вверх. Серебристые язычки уже лижут мои колени. И я перестаю их чувствовать. Я становлюсь единым целым с ртутной гладью. Превращаюсь в холодный, неживой металл…

Нет!

Дёргаю немеющими ногами. Только что это даст? Вокруг нет твёрдого берега, на который можно выбраться. Ничего, кроме мутной дымки и жадной серебристой трясины.

Проваливаюсь по бёдра…

– Михалыч!!! – отчаянный крик. Но слышу его только я.

Надо вспомнить то ощущение… Попробовать представить мерцающую в тёмном небе паутину. И дотянуться до неё…

– Михалыч!!!

Трясина уже по пояс… Всё бесполезно. Но вдруг неясным отголоском шелестят из тумана слова:

– Это ты, девочка?…

– Я! Я здесь! Помоги мне, Михалыч!!!

– Я ведь предупреждал тебя, Таня…

Едва удаётся разобрать. Будто ветер шевелит листья на дальнем берегу.

– Спаси меня, Михалыч! Пожалуйста, спаси!

– Не чувствую тебя… Ты где?

– К востоку от Москвы. Около Гусь-Хрустального. Километров пятнадцать не доезжая… Алан – скоро будет здесь!

– Значит, он жив…

– Да! В «Матриксе» был двойник.

– Тебя использовали. А ты не хотела верить…

– У меня почти не осталось сил, Михалыч. Скоро я не смогу говорить с тобой.

– Продержись хотя бы минут пять. Наши уже вылетают. Они тебя почувствуют…

– Со мной друзья. Дай обещание, что не тронете их.

Конечно, я не настолько наивна. Но я обязана это сказать.

– Ты всё-таки называешь их друзьями? – насмешливый шелест в ответ.

– Дай обещание!

– Хорошо. Обещаю…

Тишина. Я снова одна. А ртутная поверхность уже мне по грудь.

Нет!

Не поддаваться! Всё это только внутри моего сознания!

Я обязана продержаться! Два чудища должны сцепиться! Только тогда у моих друзей будет шанс!

Я могу это перебороть! Могу!…

Серебристые язычки вздрагивают, будто живые, и останавливаются.

Туман отступает. Я знаю это место. Июль 2012-го. Редкий лесок. За ним – граница. Питер. Сытая и счастливая жизнь, о которой мы мечтали… Позади – голодная Москва под американскими бомбами…

Женька Зимин смотрит на меня. Зачем ты здесь, Женька?

Прошлого не изменить…

Ты молчишь.

Под курткой оттопыривается нелепый «макаров», заклинивший после второго выстрела. Впрочем, там и было всего четыре патрона… С этим оружием ты считал себя почти неуязвимым. Когда в дерево, рядом с моим виском, ударила очередь, ты вскинул ПМ. И не промахнулся.

Мы бежали, насмерть испуганные. Ещё не привычные к свисту пуль. А ты чуть замешкался и второй раз нажал спуск.

Взвизгнула овчарка. Сшибла ветки автоматная очередь. «Женька!» – закричала я, поворачиваясь. Ты стоял, тяжело привалившись к сосне. И судорожно дёргал затвор «макарова».

«Женька!»

«Уходите!»

На твоей куртке – кровь.

«Беги, Таня…»

Я стою как вкопанная. Бежать уже поздно.

Наваливаются, сбивают с ног. Заламывают руки, стягивая их пластиковыми «браслетами».

А потом долго убивают тебя.

«Перестаньте, гады!» – Я кричу, рвусь. Балтийский лейтенант покуривает сигаретку, наблюдая, как удары тяжёлых башмаков перемалывают твоё тело, в кровавую маску превращают лицо…

Нет!

Я не хочу это помнить!

Прости, Женька… Не смотри на меня так, не смотри… Уходи из этого проклятого леса… Зачем ты здесь?

Будто судорога бежит по телу. На меня накатывает ясность. Ещё более холодная, чем жидкий металл вокруг меня.

Всё должно повториться! Много раз! Чтобы я сама попросила забытья…

– Беги! – умоляюще выдавливаю. – Пожалуйста, беги отсюда!

Он стоит. А я всё глубже проваливаюсь в ледяную ртуть. Тело немеет. И нет сил сопротивляться…

Он склоняется надо мной. Его лицо совсем рядом.