Москва 2077. Медиум

Я успел предупредить Анфису. Она воодушевилась. Одна только мысль о возможности вооруженного сопротивления сразу привела ее в бодрое состояние духа.

– Может, и ты, Кошкин, поймешь, что единственный способ – это убить гада! – сказала она.

Тем временем в инкубаторе становилось все тревожнее. В воздухе словно сгущался запах крови. Несколько охранников, выйдя из большого дома, над которым развевался сине-красный флаг, побежали к мастерским, причем так быстро, что привязанные неподалеку собаки, вероятно, непривычные к такой суете, натянули цепи и зарычали. Ратмир несколько раз выходил и заходил в дом полковника. Сам полковник появился на балконе, глянул в сторону бассейна и прорычал:

– Светлана! Оденься и немедленно в дом!

– Ну что еще? – крикнула в ответ Светлана, невидимая за розами и самшитом. – Нельзя позагорать?

– Нельзя, – сиплым басом сказал полковник.

Через полминуты над кустами появилась мокрая голова, плечи и голая грудь Светланы.

– Инджойте и остальное приложится вам! – закричала она через забор всем, кто в это время находился во дворе инкубатора.

Появился Ратмир и, грубо схватив ее за руку, втолкнул в дом.

Однако судьба Светланы мало заботила меня. Меня интересовал Сережа. Что с ним? Как он попался? Где? Что теперь с ним будет? Неужели люди полковника осмелятся?.. Я понимал, что Бур готов на все, и слышал о Плане Б, но все-таки не мог до конца поверить в его реальность. Как-никак, а это означало бы войну между двумя мирами, и эта война представлялась мне необыкновенно страшной, окончательной и от этого неправдоподобной, как ядерная атака в старом цифровом мире.

В общем, я изо всех сил хотел верить, что с Сережей все будет хорошо.

Сделав вид, что направляюсь в уборную, я решил прогуляться мимо каземата, в надежде, что мне удастся что-нибудь услышать или даже увидеть. Но охранник, стоявший у дверей в это самое мрачное здание инкубатора, выбежал мне навстречу и толкнул в грудь.

– Пошел! – крикнул он.

– Да что такого, я в уборную!

– Пошел, я сказал! – Охранник выхватил из ножен тесак, блеснувший на солнце, и замахнулся.

Я попятился и прошел к уборным не напрямую, а вокруг, по большой выпуклой кривой. Там я засел на некоторое время, пытаясь провести рекогносцировку через окошко в виде сердечка. Но никакого движения рядом с казематом больше не было.

Зато в восточной части инкубатора кипела какая-то непонятная деятельность. Вбегали и выбегали то в мастерскую, то в конюшню. Вынесли из конюшни огромный длинный кусок железа, похожий на рессору от старинного грузовика, и стали прилаживать его к воротам в виде дополнительного засова. Этого, наверное, показалось мало, и через пару минут притащили еще один.

Дыру в земле, в которую неведомой силой всасывало разломанное днище телеги, накрыли сколоченным из досок деревянным щитом и начали сооружать на нем нечто вроде стола с излишне толстыми ножками и чрезмерно массивной столешницей.

Затем появился Ратмир. Все бросили свои занятия и побежали к недостроенной вышке, прилепленной одной стороной к Кругляшу. Там они выстроились в две шеренги, и началось что-то вроде переклички.

Как только я вышел из своего укрытия, Ратмир вложил два пальца в рот, оглушительно свистнул и помахал мне рукой. Я пошел на его зов.

– Бегом! – крикнул он злобно. – Бегом, мать твою!

Я потрусил. Как только я приблизился, он схватил меня за плечо железными пальцами, рванул и почти потащил ко входу в Кругляш.

– Не надо так дергать, – сказал я, споткнувшись. – Я и сам прекрасно дойду.

– Shut up! – неожиданно рявкнул он по-английски.

В Кругляше уже находились Миша, Гриша и Петя. В кресле сидел Бур, в такой же вальяжной позе, что и всегда. Только зрачки его глаз сужались и расширялись чаще обычного.

Я почти все время находился во дворе инкубатора и старался запоминать детали происходящего, однако не помнил, чтобы Бур покидал пределы своего особняка и чтобы мальчики входили в Кругляш. Вероятно, подумал я, их привели сюда через подземный ход, как и меня когда-то. А раз и полковник здесь, значит, есть еще один подземный ход?

Рядом с мальчиками стояла Жанна, у цилиндра крутился ученый с обвислой губой, а слева, ближе ко входу в подземелье, страдал от головной боли Мураховский. У полок с игрушками я заметил большой лист железа с наклеенными на него толстыми полосами черной жесткой резины, напоминающей резаные автомобильные покрышки.

– Послушайте меня внимательно, – сказал полковник. – Очень внимательно. В первую очередь я обращаюсь ко взрослым. Обычно мы такие дела решали без детей, щадили их нервы и сердца.

«Полковник заговорил о сердцах! Дело плохо, – подумал я. – Что они узнали от Сережи?»

– Но сейчас не тот случай, – продолжал он своим сиплым басом. – Долгое время мы здесь занимались научными изысканиями и экспериментами, которые должны изменить жизнь всего человечества. Кое-кто находится в инкубаторе очень давно. Гриша фактически вырос здесь, около года назад приехал Миша. Они помнят, как в лесу стояло только два дома и больше ничего.

Бур сделал попытку улыбнуться детям. Но ни Миша, ни сын полковника не ответили на его улыбку.