Москва криминальная

Вас никогда не обворовывали в метро или в автобусе? Удивительно. Еще более удивительно, если вы сумеете пройти по торговым рядам Лужников с кошельком в заднем кармане брюк. Хотя кто-то может вам эту шалость и простить. У лохов не принято вытаскивать последнее, ибо здесь, на самом большом и самом престижном рынке, работают вовсе не дилетанты, а профессионалы.

Людей этой редкой воровской профессии вы вряд ли сумеете застать на месте преступления. Щипача взять с поличным практически невозможно. В своем деле он виртуоз и в буквальном смысле человек с «золотыми пальцами» и гениальными мозгами. С дореволюционных времен карманники, которые тогда воровали вещи из сумок москвичей, прошли целую эволюцию. Карманник стал не только интеллигентнее, но и, благодаря всевозможным детективам, опытнее, а значит, и умнее в своих действиях. Но в целом все его манеры остались старыми, если так можно сказать, еще с царь-гороховского времени.

ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО

Вот и та удивительная встреча с настоящим вором-рецидивистом произошла, слава Богу, не на рынке, не в магазине и не в салоне общественного транспорта. А главное — не в ущерб моему карману. Первого в своей жизни вора-карманника, причем очень большого профессионала, чуть ли не с дореволюционным стажем и причем довольно-таки известного в своем мире как специалиста из Лужников, я увидел в колонии строгого режима. Дед-щипач, по кличке Музыкант, — ему в то время было за семьдесят, — отбывал десятую судимость по любимой статье.

Когда он зашел в комнату свиданий, я не поверил, что передо мной вор-рецидивист. Старенький, худенький. Невысокого роста, форменная роба, старческие ноги, едва несущие груз тяжелых ботинок. Голова коротко острижена, но все равно видно: волосы белые, как пух одуванчика. Я смотрел и удивлялся: неужели этот дедушка в самом деле так опасен? Потом обратил внимание на его руки: такие белые и ухоженные не у всякой женщины встретишь. Но больше всего меня поразили пальцы: неестественно длинные, плоские и почти прозрачные. Представитель администрации говорил мне, что для щипача длинные пальцы не менее важны, чем для скрипача, и что дед никогда не пользовался никакими другими «средствами производства».

— Извините, действительно ли вам в своей работе достаточно лишь одной-двух секунд, чтобы вывернуть наружу все карманы своей потенциальной жертвы? — интересуюсь я у старичка.

— Да чтобы тебя, зеленого, попотрошить, мне и двух секунд не нужно, — парирует мой собеседник. — Твой лопатник в заднем кармане брюк. Его можно вытащить одним движением руки. У нас в Луже таких, как ты, — до хрена и больше. Так ведь и загребли меня-то не по моему ремеслу, а так, за хулиганство. Попутал черт на старости лет. О моей работе в ментовке знают, но вот доказательств нет. А не пойман — не вор.

Как объяснили мне сотрудники милиции, поймать щипача — дело нешуточное, поскольку брать его надо только с поличным. На кармане. Оперативники тщательно ведут объект и в тот момент, когда он покусился на вашу собственность, по рации звучит команда: «Пакуй!» Рука вора с зажатым в ней кошельком должна быть зафиксирована в кармане потерпевшего. Если это удается, звучит высшая для сыщика похвала — «взял красиво».

Правда, карманник обычно работает в паре или в команде из трех-четырех человек. В первом случае он сбрасывает добычу коллеге и при задержании смеется: мол, нет у меня, опер, ничего! Растворившийся в толпе подельник при первой возможности, вытащив деньги, избавляется от кошелька — бросает на асфальт, под торговые столы, подкладывает в чужие сумки.

Колоннами из трех-четырех человек, как правило, женщины-цыганки разыгрывают в Лужниках целые спектакли. Они заранее присматривают богатую жертву, которую пасут иногда по всему рынку, переходя за ней из ряда в ряд, от стола к столу.

Возле очередной палатки вдруг создается очередь, суета, начинают толкаться, пихать друг друга, стараясь вовлечь в этот ажиотаж потенциальную жертву. В этой свалке и чистят сумку или карманы и тут же растворяются в толпе.