Москва Нуар. Город исковерканных утопий

Чем больше думаешь о Москве, тем больше она предстает как огромный трансформер, где все чудесно меняет свой лик как по мановению волшебной палочки. Вот, например, Чистые пруды (место действия рассказа Владимира Тучкова), ныне почти самый центр Москвы, в XVII–XIX веках были окраиной и назывались строго наоборот — «Погаными прудами» (если попросту, то «Грязными»). Налог на ввоз в Москву живого скота был значительно выше налога на ввоз мяса, поэтому скот забивали перед въездом в город — а внутренности скидывали в те самые пруды. Можно только догадываться, как они выглядели — до тех пор, пока некоему князю не пришло в голову повелеть наконец-то очистить этот источник зловония, и вуаля: отныне пруды Чистые, бульвар, примыкающий к ним, — Чистопрудный. Таких историй великое множество. Москва меняется с быстротой кинематографа, пытаясь преодолеть грязь, нищету, отчаяние, безысходность, зло, но без конца возвращаясь на исходные позиции.

Литературной традиции «нуара» в России вообще, а в Москве особенно, как таковой не существует. Почему? Возможно, из-за существовавшей цензуры — даже в царской России, не говоря уже о советском времени. Писатель, журналист, великий бытописатель Москвы Владимир Гиляровский, живший и творивший в конце XIX — начале XX века, в 1887 году подготовил сборник рассказов и очерков о самых мрачных местах Москвы и их обитателях «Трущобные люди». Однако книге не суждено было увидеть свет: цензурным комитетом книга была запрещена, и листы были сожжены. Как выразился помощник начальника главного управления в ответ на прошение Гиляровского о допуске книги к печати: «Из ваших хлопот ничего не выйдет… Сплошной мрак, ни одного проблеска, никакого оправдания, только обвинение существующего порядка. Такую правду писать нельзя». После этого случая писать «без проблеска и оправдания» нельзя было еще лет сто, и даже лауреату Государственной премии, одной из ныне живущих классиков Людмиле Петрушевской (одно из направлений творчества которой вполне можно отнести к жанру «нуар») долгое время приходилось писать в стол пьесы и рассказы о «теневых сторонах жизни».

Говоря о литературных истоках московского нуара, невозможно не упомянуть роман братьев Вайнеров «Эра милосердия» — о послевоенной (1945 год) борьбе милиции с «расплодившейся мразью». Опытный оперативник Глеб Жеглов и фронтовик, но новичок в розыскном деле Владимир Шарапов — противостоят зловещей «Черной кошке». Книга стала знаменитой благодаря тому, что по ней был снят многосерийный телевизионный фильм «Место встречи изменить нельзя», многие москвичи знают его буквально наизусть.

Атмосфера, наиболее близкая к атмосфере «нуара» воссоздана в произведениях, посвященных Сталинской эпохе (таких как «Московская сага» Василия Аксенова, «В круге первом» Александра Солженицына): «воронки», увозящие в ночи «врагов народа», которые уже не вернутся домой, ибо будут расстреляны без суда и следствия, застенки, предательства, страх, самоубийства, «Дом на набережной» как символ сталинского нуара. Эта «сталинская» тема призраком прошлого неизбежно поднимается и в нашей антологии — в рассказах Сергея Кузнецова и Дмитрия Косырева.

Настоящий «нуар» — это не только центральные районы Москвы, пропитанные той самой атмосферой многократного разрушения и иных призраков (Чистые пруды и Замоскворечье, ставшие местом действия рассказов Владимира Тучкова и Глеба Шульпякова), но и спальные районы, где — вопреки так и не воплотившимся мечтаниям о просторных улицах, светлых домах и зеленых насаждениях — до сих пор царит бедность на грани нищеты, типовые квартиры с неуютным электрическим светом и плохой звукоизоляцией ежеминутно внушают их обитателям, что «выхода нет». Это Перово в рассказе Максима Максимова, у Андрея Хуснутдинова — Бабушкинская (место, где был убит Пол Хлебников, главный редактор русской редакции журнала «Форбс»). В лесопарках в черте города орудуют маньяки, а в самом большом из них — национальном парке «Лосиный Остров» — имеется клочок земли в 1 квадратный километр, не охраняемый, по странному стечению обстоятельств, ни одной милицейской частью. Именно там устраиваются бандитские «разборки», именно туда свозят трупы, именно там происходят драматические события рассказа Александра Анучкина «Поляна тысячи трупов». Конечно, «нуар» — это и вокзалы, места средоточия людей, утративших надежду, где легко стать окончательно безымянным, затеряться в толпе (главную роль исполняют вокзалы в рассказах Анны Старобинец и Алексея Евдокимова). Что и говорить, похоже, что почти любое место в Москве так и жаждет стать местом действия мрачной детективной истории.

Эта антология — попытка вывернуть наизнанку прянично-лубочную туристическую Москву, Москву блеска и больших денег; попытка показать ее зловонное чрево, попытка осмыслить царящую в ней безысходность. В этом сборнике Москва предстает как город несбывшихся мечтаний и исковерканных утопий.

Часть 1

Преступление и наказание

Анна Старобинец

Автобус Милосердия

Курская