Москва в улицах и лицах. Центр

Теперь отвечу на давно поставленный вопрос, где была гостиница "Билло". Она красовалась на Большой Лубянке там, где выстроен еще один новый, серый как мышь, корпус, украшенный классическими кувшинами и пилонами, но без традиционных щитов с мечами. Его номер 9. Вывесок на нем нет, как и на примкнувшем к этому дому со стороны Варсонафьевского переулка еще одного рослого многооконного новодела. Надо полагать, что и здесь трудятся бойцы невидимого фронта. Таким образом и на этом пространстве сформировался замкнутый, как тюремный двор, комплекс строений конфиденциального назначения.

Еще одна новостройка Лубянки представляет собой многоэтажное здание Вычислительного центра на углу Лубянского проезда и Мясницкой. Она вобрала в себя доходный дом, где была "комнатенка -лодочка" поэта революции. Музей Маяковского сохранен, как и популярный книжный магазин. Но все другие этажи двух старинных домов, где, в частности, помещалась первая нотариальная контора, ушли чекистам. Дом Маяковского слился с госбезопасностью, чему Владимир Владимирович был бы рад, как искреннний поклонник товарища Дзержинского. Здесь, таким образом, сформировался из нескольких старых и новых строений еще один замкнутый каменный многоугольник спецназначения.

Так сколько зданий у Лубянки?

Я не знаю.

Хочу обратить внимание на неприметное маленькое двух-трех этажное строение у Лубянской площади. Вот где когда-нибудь будет музей геноцида народов СССР, напободие того, что построили в Иерусалиме в память о шести миллионах жертв фашизма. Сколько жертв коммунизма? Миллионы!

В доме, где теснится городской военный комиссариат, заседал в годы "большого террора" трибунал, судивший маршалов и генералов Красной Армии, самых прославленных и известных. Тухачевский, Егоров, Блюхер, Уборевич, Якир... Сюда они входили без именного оружия и орденов, без ремней. И не выходили отсюда живыми, потому что сразу же после вынесения приговора, а он всегда оглашался один, их вели под конвоем по лестнице в подвал и убивали выстрелом в затылок. Рассказывая о Лубянке, надо не забывать, что отсюда передислоцировались разведчики. Некогда Первое Главное управление КГБ, ныне служба внешней разведки, занимает построенное вдали от центра комплекс в Ясенево. Сюда подальше от глаз любопытных уехали с насиженного места закордонные агенты, тяготившиеся соседством со следователями и прочими сотрудниками, имевшими в прошлом отношение к репрессиям и "большому террору".

Подведем черту. С марта 1918 года до августа 1991 года шефами Лубянки было 20 персон. Один из них, генерал Огольцов, упросил-таки товарища Сталина не утверждать его в этой высокой должности. Остальные 19 потрудились кто долго, кто коротко. Кто они? Сыновья дворян, фармацевта, рабочих и крестьян. Два поляка, еврей, сын народов Поволжья, остальные славяне. Песен о них не споют. За штурвалом колеса Лубянки каждый терял лицо. Пятеро - Ягода, Ежов, Берия, Меркулов, Абакумов - расстреляны. Остальных снимали с должности с шумом и треском. Последний - побывал на нарах в Лефортово.

Несколько слов скажу только об одном из них, самом страшном. В "Большой дом" партия направила в 1935 году секретаря ЦК ВКП(б) и кандидата в члены Политбюро Николая Ивановича Ежова. Из рабочих. Не буду описывать его всем известные злодейства, расскажу об одной акции, подготовленной агентами, имевшей прямое отношение к Москве.

В адрес ЦК ВКП(б), где за наркомом Ежовым, генеральным комиссаром госбезопасности, оставалось кресло секретаря ЦК, поступило три письма от "трудящихся". Первое прислал 28 декабря 1937 года москвич член партии Д. Зайцев, убежденный, что все человечество земного шара с радостью воспримет переименовние Москвы в... Сталинодар. Второе письмо прислала персональная пенсионерка москвичка Е. Чумакова. Она выразила эту же мысль стихами:

Мысль летит быстрей, чем птица,

Счастье Сталин дал нам в дар.

И красавица столица

Не Москва - Сталинодар!

Третье письмо пришло от сотрудницы правительственного санатория Кисловодска, ей захотелось, чтобы у города было двойное имя Сталинград-Москва...

На основании этих заявлений сотрудники секретариата Ежова сочинили представление в инстанции о переименовании Москвы в Сталинодар. (К тому времени Сталинград, Сталин, Сталиногорск, Сталинск, Сталинобад уже значились на карте необьятного Союза.)

На фасаде "Большого дома" на Лубянской площади была установлена только одна мемориальная доска с профилем Юрия Владимировича Андропова. Его служебный кабинет значился под номером 370. На письменном столе лежал перекидной календарь, в стакане торчали карандаши и ручки, лежали папки. Украшали канцелярский интерьер часы в штурвальном колесе.

Пятнадцать лет рулил этот человек колесом госбезопасности и один год штурвалом государства. Он - среди немногих, о ком помнят больше хорошего, чем плохого.

Среди рабочих бумаг покойного нашли листок со стихами, сочиненными, очевидно, в служебном кабинете, страдающим от болезней человеком:

Мы бренны в этом мире под луной.

Жизнь только миг. Небытие навеки.

Кружится во Вселенной шар земной,

Живут и исчезают человеки...