Москва в улицах и лицах. Центр

В начале ХХ века на Мясницкой первый этаж улицы принадлежал всецело коммерсантам. Они заказывали проекты, вызывавшие всеобщее удивление, такие, как например, "Чайный дом". Это не то трехэтажный доходный дом, не то китайская пагода. Именно таким захотел видеть фасад принадлежавшего ему строения на Мясницкой, 19, московский чаеторговец Сергей Перлов. Ему стало известно, что регент китайского императора, приглашенный в Москву на коронацию Николая II, намерен был остановиться у одного из двух московских чаеторговцев, закупавших товар в Китае. Оба они носили фамилию Перловых. Но кому выпадет честь принять гостя и тем самым повысить престиж фирмы? Чтобы обратить на себя внимание, Сергей Перлов срочно перестроил фасад дома в китайском духе. Эклектика такую возможность давала. Регент в Москву прибыл, но с вокзала отправился на Мещанскую, к другому Перлову. До революции китайский чай, лучшие его сорта, большими партиями прибывали в Москву, где на него был большой спрос.

Не перловский чай, не кузнецовский фарфор были главенствующим товаром на Мясницкой. На ней господствовали магазины, торгующие метизами, металлом, инструментом, машинами, механизмами... Эти изделия высшего качества производились главным образом за границей, поэтому вывески пестрели именами иностранных фирм. Жильцами новых доходных домов были иностранцы, служащие контор, фирм.

Американский инженер Бари, владелец завода "Парострой", содержал техническую контору на Мясницкой, 20, где главным инженером служил Владимир Шухов. Если когда-нибудь Москва начнет устанавливать монументы не только поэтам и маршалам, но ученым и инженерам, то первый такой памятник в центре следовало бы установить ему. Металл, стальные конструкции были подвластны этому инженеру как скульптору - глина. Шухов строил по всей России котлы, клепаные баржи, нефтехранилища. В Москве его стеклянные крыши Верхних торговых рядов, Петровского пассажа, Брянского-Киевского вокзала, Нового здания Московского университета на Моховой...

Венцом творения поднялась над Шаболовкой высочайшая радио-башня, гиперболоид инженера Шухова.

(...На нее я поднялся однажды, когда пришла пора, это случается регулярно раз в семь лет, окрашивать башню по международным правилам в два цвета, белый и оранжевый. Вместе с мачтмейстером Николаем за семнадцать минут вознесся в железной клети, подвешенной за трос, на высоту 165 метров. Шесть гиперболоидов, вписанных один в другой, поднялись на высоту небоскреба в 50 этажей. На металлических фермах я с близкого расстояния увидел массу заклепок и услышал легенду

- Когда инженер Шухов умирал, он завещал башню народу и сказал, что она простоит 50 и 100, и 200 лет, но только если при ремонте ее будут клепать, а не сваривать...

Замерзающая Москва в 1919 году начала строить самую высокую радиобашню в мире, какой не было у Америки!

"Даже в тяжелые моменты, будучи совершенно голодными и плохо одетыми и, невзирая на жертвы, происшедшие при крушении башни, рабочие, воодушевляемые своей коммунистической ячейкой остались на посту", отмечалось в праздничном циркуляре N 25366 наркома почт и телеграфа по случаю завершения строительства в 1922 году. Тогда занесли на Красную доску имя Владимира Шухова, инженера Александра Галанкина, отличившихся рабочих.

Зачем понадобилась голодной республике такая супербашня? В интересах мировой революции, о которой мечтал Ленин в Кремле, чтобы над всем миром звучал гимн "Интернационал" и призыв: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" Вот зачем.

За полвека наклонилась Шухова башня всего на 6 сантиметров. Испытание на прочность выдержала перед войной, когда за трос, связывавший ее с соседней мачтой, зацепился почтовый самолет. Машина рухнула на землю, башня устояла.

Париж с птичьего полета показался мне сизым. Москву я увидел в тот ясный солнечный день розовой.)

В другой технической конторе на Мясницкой, 24, недолго служил отставной подпоручик Александр Куприн, искавший путь в жизни конторщиком, актером, грузчиком, рыбаком, церковным псаломщиком, и нашедший его в литературе.

Буквально в каждом доме, за исключением храмов, размещалась "техническая контора", или "контора технических работ", они арендовали конторские помещения и в доме церкви Гребневской Божьей матери, и в здании Московского училища живописи, ваяния и зодчества, и в доме Духовной консистории. Повсюду втречались учреждения ныне забытые, где инженеры, уполномоченные заводов и фабрик, предлагали моторы, турбины, станки, локомобили, любые технические новинки. Они брались не только эти сложные изделия продать, поставить, но и установить, наладить, ввести в эксплуатацию. По вывескам этих мясницких контор можно судить, что Москва к 1917 году стала центром научно-технического прогресса. Город имел все, что только могла предложить современная индустрия.