Контекст культуры складывается из того, чем тогда была сама жизнь, какой она была насыщенной, как она складывалась из совершенно разных вещей. Например, цеха — торгово-ремесленные корпорации — были основой всей европейской жизни от раннего Средневековья до сегодняшнего дня. Это и есть тот самый контекст. И тогда не было никакой разницы между теми, как и кто делал сапоги, красил ткань или строил соборы. Разница была только в том, что одни вещи живут дольше других. Но повторяем, разницы между ними не было и нет, потому что нет разницы в отношении к тому, как человек делает саму вещь. Конечно, со временем мы, глядя на великие соборы и скульптуры на этих соборах, пытаемся их рассмотреть поподробнее. И начинаем их раскладывать и обсуждать. Но нами уже потеряна та удивительная магма и материя, из которой этот собор рождался. Все это потеряно настолько, что сейчас, когда мы начинаем пробиваться сквозь наше незнание, у нас голова начинает идти кругом. Мы совершенно по-другому начинаем воспринимать культуру прошлого и вынуждены признать: «Как это случилось? Этого не могло быть! Оказывается, глубокое Средневековье темным-то не было…» А чем оно было? Оно было абсолютно гениальным! Оно было удивительным временем, которое Лев Гумилев называл «великим европейским пассионарным всплеском». По идее Л. Гумилева, именно в IX веке на Западную Европу падает та самая толчковая пассионарная ситуация, что создает необыкновенный эффект. Теория Льва Николаевича Гумилева очень многими принимается и очень многими не принимается. Он предложил миру свою историческую концепцию: пассионарную. Возможно, неправильную, но подумать-то мы о ней можем, прежде чем сказать: «Неправильно!»? Он и сам говорил, что не понимает природу этого толчка. И хотя Гумилев пользовался теорией Вернадского, он утверждал, что эти толчки, эти пассионарные возбуждения дают такой же эффект, какой оставляет после себя на теле хлыст. Ударил хлыстом по коже — и это место тут же вспухает. Гумилев говорил: «Это — космическая энергия. Это — удар из космоса, рассчитать который невозможно!»
Эти пассионарные толчки носят в достаточной степени неожиданный ударный характер. Есть места, в которых их совершенно не было. Никогда. Например, Англия. Эта страна никогда не находилась в зоне пассионарного толчка. А что же там происходило? Л. Н. Гумилев написал по этому поводу грубовато, правда, но точно: «Ее принесли во всемирных мешках норманнские завоеватели из Франции». Английские аристократы имеют норманнское происхождение: Байроны, Черчиль — это все норманны по своему происхождению. Возьмите Россию. Большинство аристократических родов имеет татарское происхождение: Юсуповы, Аксаковы, Бахтеяровы, Адашевы, Карамзины и прочие. К слову сказать, Лев Николаевич считал, что масштабы монголо-татарского ига были сильно преувеличены историками.
Лев Гумилев считал, что там, где происходит толчок, там начинается возбуждение. То есть создаются определенные условия, при которых начинается возбуждение культурное, возбуждение личности и происходит некое неожиданное чудо рассвета. Его труд «Этногенез и биосфера земли» посвящен проблеме возникновения и взаимоотношений этносов на Земле. Книга очень интересно читается и крайне необходима, потому что рассматривает все то, о чем мы с вами говорим. В ней анализируется каждая страна в отдельности, рассказывается об этих зонах возбуждения, даются хронологические таблицы. Например, вам будет интересно узнать о том, что страной или стороной наиболее частого пассионарного исторического возбуждения по неизвестным причинам является Китай. Представляете себе? Вот в Англии эта пассионарнасть пришла как результат норманнского нашествия, а в Китае она была пять или шесть раз. А когда у Конфуция спросили: «Учитель, а что ты скажешь о будущем?», он ответил: «Птица Феникс давно не возрождалась на Аравийском полуострове, и Лошадь-Дракон давно не выходила из воды. Боюсь, что всё кончено».
В переводе на наш язык это как раз и означает пассионарное перерождение. Птица Феникс — возрождение, и Лошадь, выходящая из воды, — всё начинается сначала. Конфуций боится, что всё кончено, потому что не видит нигде этой точки пассионарного возмущения. И пусть кто-то считает, что Лев Николаевич Гумилев не прав! Но он ведь предлагает хоть какой-то вариант размышлений и доказывает это в своих книгах.