Мост через бездну. Вся история искусства в одной книге

В римской культуре есть соединение между организацией семьи — дома и портретом, которое в дальнейшем станет европейской традицией. Дом-семья должен «стоять», иметь традицию уклада и наследования. Не мифологическую, но реальную, конкретную, связанную с родоначальником и законами. Его портрет и портреты семьи, не идеальные, но документальные, хранящиеся в сердце дома — атриуме. Вот оплот фамилии. Мой дом — моя крепость. При этом сознание римлян раздвоено. «Мы не помним, какими они были актерами жизни. Маска — публичное лицо римского гражданина». А дома я совсем другой. Дома я выстраиваю свой собственный мир. Атриумный портрет — частный. В отличие от тех, которые ставит государство «отцам отечества» и великим своим гражданам. Были еще портреты исторические: героев истории и давно живших великих граждан. Были портреты литературные — Гомера, Сократа, Демосфена, Аристотеля, но и они были «как бы похожи», будто с натуры. В методе изготовления между документальным портретом с натуры и «по образу» разницы не было.

Если продолжить мысль, то портрет — это личное преодоление смерти. Ты уйдешь, но останется во веки веков твое имя, твое лицо, запечатленное в камне, в живописи, в фотографии. Они знали, что конечны, смерть, как ни в какой иной культуре, всегда была рядом, так как римляне имели традиции самоубийства. Однако сопротивлялись «уходу навсегда», оставляя своих вечных портретных двойников. Рим любил конкретность во всем. В портрете тоже. Красивый, некрасивый — вопрос относительный. Главное — узнаваемость, документ. Не надо мне Венеры — подавайте мне мою бабушку. Связь портрета с ритуалом смерти и похорон — древняя, хорошо знакомая римлянам традиция египетской и этрусской культур. Как все в этой суперцивилизации — любые влияния осмыслялись по-своему.

Никогда ранее портрет не имел такого сложного мистического и светского характера. Имея ритуальные истоки, он выполнял светские функции. Ровно так же, как и сегодня в любой европейской культуре. Вдумайтесь только!

Портрет был государственным и частным. Государственный заказ прославляет империю и ее героев. Пышные, торжественные изваяния богов, императоров, политических деятелей украшали форумы, храмы, стадионы. Удел заказов частных, индивидуальных — дом и крематорий.

В 1863 году (или, как говорится, в 2616 году от основания Рима) археолог-любитель Джузеппе Гальярди в местечке Прима-Порте нашел прекрасно сохранившуюся, без малейшего повреждения статую императора Августа Октавиана. В полный рост, со всеми атрибутами верховной власти, он являет образ вождя нации. Портрет Октавиана торжественен. Он одет в доспехи победителя. Плащ перевит вокруг торса, в левой руке имперский жезл. Правая рука поднята, жест означает обращение к народу, мобилизует внимание толпы. Как богопомазанник он босоног. Внизу у ноги герб — мальчик амур на дельфине. Парадный портрет Августа можно назвать текстом. Вы прочитываете его как протокол и знаете все: и что он верховный главнокомандующий, и богопомазанник, и оратор. Мы-то с вами знаем, что такое язык жестов и деталей в парадном искусстве.

Еще более интересной явилась находка бронзовой конной статуи императора Марка Аврелия, ныне стоящая на площади, реконструированной Микеланджело, перед зданием Капитолия — незабываемое впечатление «отца Отечества» как центра мира. Конных портретов было много, дошел до нас один. Композиция дошла до нас сквозь века и страны. Кондотьеры Возрождения, европейские и русские императоры от Генриха IV до Александра III и, не побоимся этого сравнения, Юрия Долгорукого в Москве — все отпрыски конного праотца Марка Аврелия.

Император-философ, завоеватель, рефлексирующий интеллигент, трагическая личность протохристианина с ублюдком наследником. Какой пример изображения властелина-человека для всех поколений. Римский император, конный кумир — и одновременно уязвимый человек. Исключением из мировой типовой композиции можно назвать «Кумира на бронзовом коне» Петр I (скульптор Фальконе). Если Марк Аврелий был и властелином, и жертвой власти, то пушкинский Петр — «громовержец», в сравнении с которым Евгений (Пушкин «Медный всадник») «меньше единицы». Композиция Медного всадника уникальна среди конных портретов повелителей.

Несколько слов еще о торжественном портрете Августа из Эрмитажа (возможно, одна из тиражных копий).

Полуобнаженный, босоногий, сидящий на троне Август — олицетворение власти. Со скипетром в левой руке и Викторией на шаре в правой. Портретные черты сглаживаются, улетучиваются, уступая место почти идеальной эллинистичности. Это символ единовластия, воспетый поэтами Золотого века. «Сын блаженных богов». Сам Август почитал греческую античность, был страстным собирателем и археологом.