Мост через огненную реку

– Лучше пусть молятся, чем хватают нас за руки, – усмехнулся в ответ Энтони.

– А вы сами… – начал было Флори и вдруг, замолчав на мгновение, выдохнул: – Святой Ульрих! Что это?

Энтони поднял голову и онемел. Огонь, только что горевший хоть и сильно, но обыкновенно, вдруг поднялся гигантским вихрем, выше колокольни собора. Тут же они поняли причину – налетевший шквал едва не сбросил их вниз. Люди, что были наверху, попадали на крышу. А еще через мгновение на них обрушился огненный ливень.

Это были не крупные головни, с которыми они имели дело ночью, и не искры, а множество мелких пылающих угольков, от горошины до куриного яйца величиной. Если бы крыша не была так пропитана водой, она бы вспыхнула в мгновение ока. По счастью, обошлось, но стена собора кое-где загорелась. Ее гасили с лестниц, самые отчаянные выплескивали ведра с крыши. За первым шквалом последовал второй, третий – не такие сильные, но и огонь теперь подступил ближе.

Потом ветер на время утих, однако огненный смерч над горящими домами и не думал успокаиваться, наоборот, он разрастался, втягивая в себя обломки, поленья, мебель из разбитых домов, и медленно, но неуклонно двигался к монастырю. Его верхушка, изгибаясь, тянулась к собору. Работа остановилась, люди замерли, в оцепенении глядя на приближавшийся ураган. Энтони тоже застыл, не в силах оторвать взгляда от огненного шквала.

«Беги! – знакомый голос был так отчетлив, что Бейсингем невольно обернулся к пожарному: не слышит ли тот? – Беги к Прачечной площади! Ты сильный, ты спасешься!»

Где он, все же, слышал этот голос? Тот явно шел со стороны огня. Энтони вгляделся в пламя, и на мгновение ему показалось, что это живое существо: косматая голова с разинутым ртом и пустыми темными глазами, тянущиеся к ним руки. Он все это видел! Голос, лицо, круг на раскрытой ладони, в который так и хочется влепить стрелу…

– Аркенайн! – прошептал Энтони. – Ах, чтоб тебя! Не дождешься!

Но руки сами собой бессильно упали вслед за безнадежно поникшим сердцем.

И тут ударил монастырский колокол. Люди словно проснулись. Снова замелькали ведра с водой, заработал пожарный насос, поливая остатки братского корпуса.

Жар усиливался, еще немного, и его будет не вынести. Огонь постепенно заходил сбоку – горел квартал между монастырем и стеной. Это было опаснее всего, именно там дома подступали близко к собору, и спасало защитников монастыря только то, что ветер по-прежнему дул от реки, а не вдоль нее. Однако внешняя стена колокольни уже загорелась.

Энтони, улучив мгновение, кинул взгляд на небо. Тучи стремительно приближались, но ветер обрушивал на них все новые и новые порции огненного ливня, и никто не мог сказать, в чью пользу закончится состязание между приближающимся дождем и подступающим огнем, кто выиграет этот смертельный забег.

Он не сразу понял, почему пот, покрывавший лицо, вдруг стал таким холодным и обильным. И лишь когда струи воды, затекая за расстегнутый воротник мундира, потекли по телу, до него дошло, что дождь пришел первым. Люди вокруг прыгали, кричали что-то несусветное, обнимались. Энтони спрыгнул со стены, упал на колени прямо в грязь, в которую на глазах превращалась ухоженная земля монастырского садика, и закрыл лицо руками.

…Кто-то тронул его за плечо. Бейсингем поднял голову: неподалеку стояли несколько солдат и горожан, другие столпились чуть подальше. Над ним склонился настоятель, мокрая ряса облепила худощавое тело. Энтони почему-то некстати вспомнил пасквильную картинку об умерщвлении плоти изобилием: толстенные монахи за уставленным яствами столом. Похоже, этот и вправду соблюдал посты.

– Вам худо, генерал? – спросил монах.

– Я плачу! – выдохнул Энтони. – Могу себе позволить. Все кончилось.

Монах кивнул, как будто только теперь ему все стало ясно.

– Здесь хоть кто-нибудь, кроме меня, понимал, что мы были обречены? Когда я вел сюда солдат, я сказал им, что мы идем на смерть, но они, кажется, мне не поверили.

– Я бы тоже не поверил. Вы бы не ввязались в безнадежное дело. Если вы сюда пошли, значит, какие-то шансы были.

– Один из ста, может быть… Но хоть кто-нибудь, кроме меня, это понимал? Вы понимали, отец настоятель?

Монах кивнул.

– Понимал. Я тоже оценивал их, как один из ста. Девяносто девять за то, чтобы погибнуть, и один – что произойдет чудо. Когда вы появились, я понял, что чудо все же произошло, и стал оценивать их, как один из десяти. И снова ошибся, потому что остальные, не такие неверующие, как ваш покорный слуга, увидев вас, поверили в спасение. А даже малая вера творит великие чудеса.

– Например, ускоряет бег туч… – усмехнулся Бейсингем.

– Видите ли, чудеса ведь бывают разные. Сто пятьдесят лет назад святой Ульрих вышел и приказал огню остановиться, и ни одна головешка не перелетела проведенной им черты…

– Вы что, вправду в это верите? – удивленно взглянул на него Энтони.