Я насыпал в кружку растворимый кофе, залил его кипятком. Лет десять, наверное, не пил такой; здесь, в Англии, я делаю много чего такого, чего не делал ранее, или о чем успел забыть.
Последним предметом, который я извлек из холщовой сумки, был нож с длинным семнадцатидюймовым лезвием — из числа тех тесаков, которыми на пакгаузе разделывают кэббидж. Это моя сегодняшняя добыча, я стащил его из разделочного цеха, пронеся под халатом в раздевалку; ну а там спрятал в сумку, обернув в захваченную с собой газету.
Я устроился в одиночестве за столом в гостиной. Прошло около получаса после моего возвращения в «работный дом»; голова была пустой от мыслей. Я уже допивал невкусный, отдающий цикорием кофе, когда со стороны лестницы послышались голоса.
— Де він?
В дверях показался один из компании западенских парубков. Волосы у Васыля еще не высохли толком после душа, лицо покрыто красными пятнами. Успел одеться; на нем спортивные брюки и короткая куртка, на ногах кроссовки. В правой руке хлопчины зажата дубинка; не резиновая, как у полицейских, а деревянная, явно самодельная, вырезанная из какого-то подручного материала.
— Хтось є тут? — донеслось из вестибюля. — Може, втік?
— Він у вітальні! — не спуская с меня глаз, процедил Васыль. — І він тут один.
Он посторонился, пропуская в гостиную своего земляка — это был Петро.
— Ну що, треба з ним побалакати… як там його звати? — угрюмо произнес Васыль.
— Так ніби його звати Артур, — сказал Петро, доставая из кармана куртки кастет. — Але яка різниця?
Я поднялся из-за стола; взял со столешницы нож.
— У вас есть ко мне какое-то дело? — поинтересовался я. — Кстати, а где ваш третий приятель?
Увидев внушительного размера нож в моей руке, эти двое замерли. Я обошел с тыльной стороны диван; остановился возле кресла, которое служило мне спальным местом последние несколько суток. Нас разделяет теперь всего три или четыре шага. Я пнул ногой кресло — в спинку; оно с хряском перевернулось, улетев к этим двоим под ноги.
Наклонился, взял один из двух кирпичей, служивших креслу подпоркой вместо отсутствующей ножки. Взвесив его в левой руке, спросил, обращаясь сразу к обоим:
— Как думаете, пойдет вместо оселка? А то, как выяснилось, в доме нечем наточить нож…
В дверях показалась молодка — та самая фемина, которая ублажала Васыля в душевой.
— Ой, хлопці… — обеспокоенно вскрикнула она. — Що тут у вас коїться?!
Удерживая кирпич в левой руке, я провел лезвием ножа по его поверхности. Затем еще раз, и еще, разворачивая кисть, чтобы затачивались обе грани. В гостиной слышались неприятные царапающие звуки; сам этот кирпич, учитывая его вес и материал, из которого он сделан, надо признать, не слишком-то годится в качестве оселка. Но, в то же время, вполне может сгодиться для другой цели…
— Не, не хорошо так, — сказал я. — О половинку легче будет точить… А если кирпич на четыре части разделится, так еще лучше. Как думаешь, Васыль?
Западенец сверлит меня взглядом, его лицо покрылось потом; по всему видно, что он в равной степени зол и обескуражен. Петро начал было просовывать пальцы в отверстия кастета, но тоже замер…
— Петро, — обратился я к нему, — у тебя и твоего приятеля достаточно крепкие черепушки?
— Це не твоє діло! — огрызнулся тот.
— У меня тут есть пара кирпичей… Так мне надо их обо что-то… ну, или об кого-то расколоть.
Я сделал шаг в их сторону.
— Видели, наверное, по ящику, как крутые парни себе о голову кирпичи разбивают? А! вижу, поняли мою задумку?! Вам даже ничего делать не надо, я сам, хлопци, сам…
Парубки вдруг попятились; одновременно, полоснув лезвием по нервам, на весь дом прозвучал истошный, на грани визга, женский крик:
— Ой, люди! Рятуйте! Убивають!..
Хлопнула входная дверь. Я вышел в вестибюль, в руке у меня по-прежнему нож и кирпич.
— У кого-то есть еще ко мне вопросы? — громко спросил я. — Может, кто-то еще чем-то недоволен?
В доме воцарилась мертвая тишина. Я вернулся обратно в гостиную. Поставил на место кресло, использовав вместо подпорок все те же кирпичи. Выкурил сигарету. От входа послышался звук отпираемой двери.
— Мать твою… — пробормотал я. — Шо, опять?!
Я предположил, что вернулись Петро и Васыль, прихватив с собой третьего на подмогу. Но вместо грубых мужских голосов из вестибюля послышался голос благоверной:
— Артур, ты где?
— Здесь я, Таня.
Я выбрался из гостиной. Татьяна держала дверь открытой; через проем я увидел нашего приятеля — с тележкой, на которой лежало — боком — какое-то кресло.
— Помоги Николаю, — сказала жена.
Мы вдвоем с приятелем занесли кресло в гостиную. Другое, сломанное, в котором я прежде пытался спать, отнесли к ближайшему мусорному контейнеру, поставив рядом с ним. Тележку эту я вижу в первый раз; Колян пояснил, что «нашел ее вчера», но не стал углубляться, где именно и при каких обстоятельствах.
Кресло тоже было бэушное, но оно шире, массивнее и крепче того, от которого мы только что избавились.
— Свидомые мимо нас пронеслись с матюками… — сказала Татьяна. — Чего это они?
Я пожал плечами.