Мост в Терабитию

Элли и Бренда уже препирались о том, что наденут на Пасху. Три года назад мать поругалась с проповедником, и теперь они ходили в церковь раз в год, зато готовились как следует. Мать вечно жаловалась на бедность, но не жалела выдумки и денег, чтобы её семья выглядела не хуже других. Однако в этот раз, когда она собралась идти по лавкам, отец приехал из Вашингтона раньше времени, его сократили, и о новых платьях не могло быть и речи.

Элли с Брендой взревели, как пожарные машины.

— Не пойду я никуда! — кричала Бренда. — Надеть нечего!

— Разжирела, ничего и не лезет, — пробормотала Мэй Белл.

— Ты слыхала, мам? Я её сейчас убью!

— Заткнись, — резко сказала мать. — Нам есть о чём подумать, кроме платьев.

Отец шумно встал, подошёл к плите и налил себе чёрного кофе.

— А почему не купим в кредит? — заныла Элли.

— Знаешь, что люди делают? — взорвалась Бренда. — Возьмут в кредит, поносят и отдают обратно, не подошло им! И платить не надо.

Отец буквально взвыл:

— Нет, такой ерунды!.. Ты что, не слышала, мать сказала: “Заткнись”?

Бренда умолкла, но громко жевала резинку, показывая, что не сдалась.

Джесс был рад убежать к тихой Мисс Бесси. Вскоре в сарай постучались.

— Джесс?

— Лесли! Заходи, заходи.

Она сперва заглянула, потом вошла и села на пол, рядом со скамеечкой.

— Что нового?

— Ой, и не спрашивай! — Он мерно доил, слушая, как звенят о ведро струйки молока.

— Так всё плохо?

— Отца уволили, Бренда с Элли бушуют, нельзя купить новые платья.

— Жалость какая! То есть отца твоего жаль.

Джесс улыбнулся.

— Да уж, не сестриц. Уж из чего-нибудь платья сляпают. Посмотрела бы ты, как они выкомариваются в церкви!

— Я не знала, что вы туда ходите.

— Только на Пасху. — Он смотрел на тёплое вымя. — Наверное, ты считаешь, что это глупо.

Она минутку помолчала.

— Нет, мне хотелось бы пойти.

Он перестал доить.

— Ну, я никогда не была в церкви. Увидела бы что-то новое.

Он снова взялся за дело.

— Тебе бы совсем не понравилось.

— Почему?

— Тоска зелёная.

— Вот я б сама и посмотрела. Как ты думаешь, твои родители разрешат мне с вами пойти?

— Туда в штанах нельзя.

— У меня есть платья.

Вот тебе на! Вечно с ней удивляешься.

— Эй! — сказал он. — Открой-ка рот.

— Зачем?

— Открой, и всё.

Как ни странно, она послушалась. Он прыснул ей струю молока.

— Джесс! — пробормотала она, и по подбородку потекли струйки. — Ну что это ты зря молоко тратишь.

Она засмеялась, давясь и кашляя.

— Умел бы я так мяч забрасывать! Давай ещё раз.

Лесли перестала смеяться, закрыла глаза и серьёзно открыла рот. Но теперь смеялся Джесс, и ничего не получилось.

— Ой, кретин! Прямо в ухо, — Лесли приподняла плечо и вытерла ухо майкой, а потом опять засмеялась.

— Кончишь доить, иди домой, — сказал отец, стоя в дверях.

— Я лучше уйду, — спокойно сказала Лесли и направилась к выходу. — Простите.

Отец отодвинулся, пропуская её. Джесс подождал, не скажет ли он ещё чего-нибудь, не дождался и вышел.

Там, дома, Элли говорила, что пойдёт, если мать разрешит ей надеть прозрачную блузку, а Бренда соглашалась хотя бы на новую юбку. В конце концов все, кроме отца и Джесса, что-то получили. Им это было всё равно, однако Джесс решил извлечь из ситуации пользу.

— Раз у меня ничего нет, можно Лесли пойдёт с нами в церковь?

— Эта девица? — он так и видел, как ищет мать предлога отказать ему. — Она одета Бог знает как!

— Ма-ам! — возопил он, капризно, как Элли. — Да у неё куча платьев, просто куча!

Мать закусила губу, как Джойс Энн, лицо её совсем осунулось, и она еле слышно проговорила:

— Я не хочу, чтобы перед моей семьёй задирали нос.

Он чуть не обнял её, как обнимал Мэй Белл, когда та нуждалась в утешении.

— Ничего она не задирает! — сказал он. — Ну, честное слово!

Мать вздохнула.

— Что ж, если она прилично оденется…

Лесли оделась прилично. Она пригладила волосы, надела синий джемпер и блузку в старомодный цветочек. Гольфы были красные, но туфли — кожаные, блестящие, Джесс никогда их не видел, потому что она, как и все здешние дети, ходила в кроссовках. Даже держалась она чинно, не смеялась, не шутила, отвечала матери “Да, мэм” и “Нет, мэм”, словно поняла, как та боится унижения. Джесс знал, что ей нелегко, ведь она в жизни не сказала “Мэм”.

Бренда и Элли, напротив, расфуфырились, как попугаи. Они настояли на том, чтобы ехать впереди, что было нелегко при брендином объёме. Джесс, Лесли и младшие девочки с удовольствием полезли в кузов и сидели на каких-то мешках.

Солнце не сияло, но и дождя наконец не было, так что они весело пели “О, Господи, что за утро!”, “Прекрасны луга” и “Пой песню, пой!”, которые разучили с мисс Эдмундс, а для Джойс Энн — “Бим-бом, бим-бим-бом!” Ветер далеко разносил голоса, мелодии обретали таинственность, и Джессу казалось, что ему подвластны убегающие назад холмы. Доехали до церкви быстро, Джойс Энн даже расплакалась, потому что они только начали песню про Санта-Клауса, которую она любила почти так же, как “Бим-бим-бом”. Джессу удалось её развеселить, и когда они вылезли из кузова у задней калитки, все четверо снова раскраснелись и очень радовались.