Мострал: место действия Иреос

Далее следовала размашистая подпись Гелаты, которая совершенно не соответствовала ее мелкому и убористому почерку.

Письмо нисколько не облегчило моих размышлений, но я довольно скоро понял, что вымотался и наконец-то отдался сну.

Глава 17. Прощание

Утром я проснулся сам, никто меня не будил.

Когда я вылез из убежища, обнаружил только входящий в свои права рассвет.

На кухне сидели бледные Ламина и Ориана.

— Доброе утро, девочки, — мрачно поздоровался я.

— Очень, — в тон мне ответила Лэм.

— Церемония через час. Мы отправили слуг разбудить остальных.

На кузню вышла Тера. Она не была похожа на себя: раньше от нее веяло силой, с ней не хотелось ссориться, теперь же она выглядела побитой и немного жалкой. Это заставляло меня мысленно заламывать руки, но я молчал. Уверен, Тера и сама знает не хуже меня, как выглядит. Женщина же.

Потихоньку на кухню подтягивались все остальные.

Все уже были одеты. Никто не выглядел выспавшимся. Скорее наоборот — все выглядели ни минуты не спавшими. Собирались мы в тишине, шли тоже, перебрасываясь лишь незначительными фразами.

В городе, обычно не затихающем никогда, было тихо и пустынно. Когда подошли к площади — мы все онемели.

На площади собрался, казалось, весь город. Я, конечно, знал, что Гелата помогала очень многим, догадывался, что каждый житель Радитора хоть раз, да слышал ее имя за время ее учебы, но я никогда не представлял, сколько же это на самом деле людей и нелюдей.

На площади собрались люди и эльфы, разумные лошади и кентавры несли на себе малых детей всех видов, включая четвероногих. Но обычного для такого столпотворения гвалта не было. Лично я всегда считал Гелу великим человеком, но сегодня утром все пришедшие на «прощание» горожане показали мне все масштабы ее величия. А ведь она была совсем молода, если не сказать — юна. Великая дщерь великого рода.

Как только наше шествие замечали, толпа расступалась, пропуская нас и оставляя достаточно широкий проход. Этот самый проход привел нас не к ратуше, как я думал, а к подножию храма Етары.

Если честно, я мало что чувствовал. Я был опустошен.

Внутри нас проводили к первым рядам.

Там уже обнаружился Ценота с семьей, и мы присели рядом.

Ценота был очень бледен, но по его губам ходила загадочная улыбка. Внутри меня колыхнулось недовольство на его неуместную улыбку, но недостаточно сильное, чтобы высказать ему все, что думаю здесь и сейчас.

В толпе я заметил рыжую голову Агаты. Хотя, по-честному, ее сложно было не заметить: ее рост возвышал Ведьму над всеми не хуже нового статуса.

Через несколько минут все расселись, двери храма оставили открытыми, но тишина была гробовая.

На постамент, откуда обычно ведет душеспасительные речи служитель храма, взошел Ректор Коментиль. Он был необычно бледен и потерян.

— Сегодня мы собрались, чтобы отдать дань уважения юной Гелате Карцера, — начал он. — Ее жизнь была воистину яркой, и она оставила после себя великое наследие. Я не могу вспомнить никого, кто обладал бы такой целеустремленностью, преданностью делу и гибкостью мысли, как эта прекрасная девушка. Уверен, каждый сможет прямо сейчас вспомнить о ней что-то хорошее, и мало кто припомнит что-то плохое. Гелата — это тот редкий случай, когда обостренное чувство справедливости вело ее по исключительно верному пути. Я горжусь тем, что видел ее становление: от совсем молодой и не по годам развитой Магички, до взрослого и компетентного Мага, — Ректор немного помолчал. — Некоторое время назад она пожертвовала собой, для того чтобы спасти, возможно, весь наш мир от участи, которую не опишет ни один, даже самый изощренный на выдумку, автор. И я прошу всех присутствующих почтить ее поступок — в частности, и всю ее жизнь — в целом, минутой молчания.

Ректор мягко повел рукой, и все свечи в храме загорелись спокойным умиротворенным огнем.

Я опустил голову и стал вспоминать все прекрасное, что дала мне Гела, начиная собственной жизнью и заканчивая детьми.

Еще во время речи я заметил, что улыбка Ценоты несколько поугасла, и сейчас он вместе со всеми опустил голову. Я уверен, что каждый сейчас вспоминал о Гелате что-то хорошее, что-то светлое, как и сказал чуть ранее Ректор.

Уверен, что времени прошло намного больше минуты, хотя меня это и не тяготило. Было даже немного легче смиряться с произошедшим, осознавая, что скорбишь, невзирая на все просьбы, не один, а в компании целого города. И хоть обычно минуты молчания заканчивались тихим ропотом, в этот раз слышались только тихие всхлипы.

Я поднял голову одновременно с Ректором и увидел, как тот пораженно замер, застыв на месте.

Сразу после этого услышал ропот на площади за пределами храма. Ропот был взволнованный, оттуда послышались новые всхлипы, но не отчаянные, а какие-то счастливо-пораженные, уж не знаю и как я определил это по одним лишь далеким всхлипываниям.

Я увидел, как все дети подняли недоверчивые взгляды, и как улыбка вернулась к поднявшему голову Ценоте. Я повел носом и не поверил собственным чувствам…