Мозаика теней

— Вы прекрасно справляетесь, несмотря на церковные ограничения, — похвалила Анна моих дочек, наливая себе в тарелку еще одну порцию горячей овощной похлебки. — Ох и толстые же будут у вас мужья!

Я потер рукой висок. Со стороны Анны было очень неосторожно заговорить об этом. Елена тут же безжалостно начала развивать любимую тему:

— Никаких мужей не будет, если папа не раскачается. Сколько раз к нам заходила тетка торговца пряностями, так он до сих пор не встретился с ней! Видно, он хочет, чтобы я заботилась о нем до самой смерти, пока сама не стану сморщенной старухой. И уж тогда мне точно не найти счастья с другим мужчиной.

— На твоем месте я перестала бы готовить так вкусно, — посоветовала Зоя. — Я бы варила ему какую-нибудь гороховую бурду да еще плевала бы в кастрюлю!

Я заметил, что Элрик и Фома пристально уставились в тарелки и стали есть маленькими порциями, как будто пытаясь что-то найти в еде.

— Когда я заработаю достаточно денег на приданое, чтобы ты могла выбрать достойного человека, то сразу с ним встречусь, — пообещал я. — Не захочешь же ты тратить свою жизнь на какого-нибудь жалкого бедолагу, от которого разит чесноком!

— Да ты не захотел бы, чтобы я тратила свою жизнь даже на принца из дворца, чьи владения простираются от Аркадии[23] до Трапезунда! — Лицо Елены запылало от негодования. — И кстати, как я узнаю, достойный это человек или нет, если мне приходится общаться только с рыночными торговками?

— Муж — это еще не все, — осторожно сказала Анна. — Вот я, например, прекрасно живу без мужа.

— Но ты сама это выбрала! У тебя нет отца, который скорее увидел бы свою дочь замужем в подземном царстве, чем в этой жизни. Наверное, папа считает меня Персефоной![24] К тому же тебе дает силы твое благородное призвание, я же только и умею, что готовить овощи.

— И делаешь это замечательно, — заметил Элрик.

Я повернулся к Анне, стараясь сменить тему разговора.

— Кстати, о призвании. Я должен поблагодарить тебя за исцеление Фомы. Это настоящее чудо. Когда я подобрал этого истекавшего кровью мальчишку, мне казалось, что он не доживет и до вечера.

Анна, кожа которой при свете свечей отливала золотом, улыбнулась.

— Жизнью и смертью распоряжается только Бог. Единственное, что я сделала, так это остановила кровотечение и очистила рану от грязи. Очень хорошо, что ты так быстро доставил мальчика ко мне. А потом взял к себе домой. В тюремной атмосфере немногие выживают.

Я смущенно пожал плечами.

— Я руководствовался эгоистическими соображениями. Фома нужен мне для работы. Впрочем… я рад, что помог ему. Мальчик нуждается в заботе.

— Ха! — воскликнула Елена.

Она сложила руки на груди и устремила испепеляющий взгляд на свою пустую тарелку. Я нахмурился.

— Ты не согласна? Да-а, глядя на тебя, начинаешь понимать, что решение запереть его в твоей компании трудно назвать актом милосердия.

— Ха! Его счастье, что в этом доме есть я! Ему нужно не только внимание, но и понимание. Ты же совсем не думаешь о его чувствах, о том, что творится у него в душе, пока он сидит здесь, как овца в загоне. Ты слишком редко бываешь дома, чтобы замечать подобные вещи.

— А ты, значит, печешься о нем, словно добрая самаритянка?

— Как будто он ребенок! — захихикала Зоя.

Елена вскинула голову:

— Зато я знаю, что он заслуживает гораздо больше сочувствия, чем ты способен к нему проявить.

Встревоженный ее словами, я сердито взглянул на Элрика.

— Предполагалось, что ты находишься здесь для того, чтобы между моими дочерьми и Фомой ничего не происходило. Иначе я просто не смогу уходить из дома!

Варяг с невинным видом развел руками.

— Можешь не беспокоиться. Мы со Свейном только и делаем, что следим за ним. Ничего не может произойти. Хотя, — добавил он, — в мою задачу входит охранять от всяческих напастей этого мальчишку, а вовсе не оберегать добродетель твоих дочерей.

Елена зашипела, как кошка:

— Моя добродетель защищает меня лучше, чем стены Константина и Феодосия,[25] вместе взятые. Я всего лишь поговорила с бедным юношей, но даже и это, по-видимому, раздражает моего отца!

— Поговорила? — переспросил я с недоверием. — Неужто ты освоила язык франков? Или, быть может, ты приглашала отца Григория, чтобы он служил тебе переводчиком?

— Если бы ты сам хоть раз попробовал, то обнаружил бы, что Фома понимает греческий куда лучше, чем ты думаешь. Мало того, он немного говорит по-гречески.

Какое-то время я молчал, ошеломленный этим открытием, судорожно стараясь припомнить, не мог ли я задеть мальчика нечаянным словом или сболтнуть при нем что-нибудь лишнее. Но Елена еще не закончила.

— И если бы ты поговорил с ним и выслушал его историю, то проникся бы к нему состраданием.

— Что же это за история?

— Тебе правда интересно?

— Да, — коротко ответил я.

Анна коснулась плеча Елены.

— А если твоему отцу неинтересно, мне-то уж точно интересно. В конце концов, этот мальчик — мой пациент.

Елена уселась поудобнее, на ее юном лице было написано торжество.