Мозг: прошлое и будущее. Что делает нас теми, кто мы есть

Сакрализация и загадочность вдохновляют на изучение и исследования, но одновременно и мешают прогрессу и просвещению. «Загадка женственности» – революционная книга Бетти Фридан, вышедшая в 1963 году, – рассказывала о глубоко укорененных в культуре стереотипах, касающихся места женщины в обществе, и о том, как эти стереотипы мешают женщинам[54]. Бетти Фридан утверждала, что сакрализация этих стереотипов заставляет женщин против своей воли отказываться от честолюбивых устремлений ради традиционно женских домашних ролей. К серьезным последствиям приводила и привычка к сакрализации дальних краев. «Загадка Востока», культивировавшаяся в Европе столетиями, породила обильный литературно-художественный урожай – так называемый ориентализм. Это культурное движение с его объективизацией жителей Востока и их традиций в наши дни считается одним из столпов колониализма[55]

. Кто-то возразит, что наука в целом сакральна и этим иногда злоупотребляют. Сакральная загадка науки – удел отраслей, которые не имеют дела с миром природы либо лишены детерминистских характеристик, обычно свойственных естественным наукам. А научная объективность – это престижно, чем и оправдывали свои злодеяния сторонники расистских теорий, легших в основу и европейского империализма, и зверств Второй мировой войны. Сакрализация мозга – такая же мощная иллюзия того, что наш мозг – а следовательно, и мы сами – обладает какими-то исключительными способностями. Так мы закрываем глаза на неизбежные выводы, которые пришлось бы сделать из предпосылки, что наше сознание имеет биологические основы, и идеализируем главный орган сознания различными способами, которые рассмотрим в этой книге. Когда мы считаем, что мозг – всемогущая структура, содержащая все самое главное, что касается нашей личности, интеллекта и воли, то копируем духовные практики прошлого. В сущности, сакрализация мозга приводит к психологическому переносу старых представлений о душе на новые представления о мозге[56]

.

Остаток части I этой книги мы проведем на психотерапевтической кушетке и изучим и деконструируем различные манифестации нейрофизиологических фантазий, которые заставляют нас отрицать свое органическое «я».

Глава вторая

Гуморальная феерия

Самая характерная черта сакрализации мозга – искусственное разделение между мозгом и телом. В этой главе мы рассмотрим, как этому разделению способствуют механистическиепредставления о мозге, а особенно вездесущая аналогия между мозгом и компьютером. Настоящий мозг – штука неаппетитная, сплошные жидкости, химикалии и клейкие клетки под названием «нейроглия». Главный узел нашего биологического разума гораздо больше похож на другие органы, чем на рукотворное устройство, однако наша манера думать и говорить о нем зачастую затемняет его подлинную природу.

Аллегорией долгой истории подобных заблуждений вполне может служить статуя, стоящая, расставив ноги, на пилястре фасада дома номер 6 по Барлингтон-гарденс в лондонском районе Мэйфэр. Это статуя Клавдия Галена Пергамского (известного как просто Гален) – пожалуй, самой авторитетной фигуры в истории медицины. На лице его холодная усмешка человека, у которого все под контролем, – ведь свое ремесло он изучил на гладиаторской арене, на службе четырем римским императорам, и свыше тысячи лет считался непререкаемым оракулом медицинской истины. В каменных руках Галена покоится череп – символ биологических принципов, которые он демонстрировал во время публичных вскрытий в присутствии римских аристократов и ученых. Место Галена в пантеоне великих интеллектуалов – дань уважения и его открытиям, и трудолюбию, с которым он писал свои многочисленные произведения (по некоторым подсчетам, в них три миллиона слов). Арабские и европейские ученые столетиями копировали, дополняли и уточняли его работы, как священное писание[57]. В Барлингтон-гарденс, вдали от своей родины в Малой Азии, Гален очутился в окружении таких же светил, дорогих научной культуре викторианской эпохи. Естественно, его облик вымышлен: никаких прижизненных изображений Галена не сохранилось.

Исследования Галена во многом поспособствовали триумфу мозгоцентрических представлений о познании. О том, что мозг есть вместилище разума, чувств и эмоций, уже писал за 400 лет до Галена Гиппократ Косский[58], однако римские современники Галена придерживались аристотелевского кардиоцентрического убеждения, что все тело, в том числе и мозг, контролируется сердцем и сосудистой системой. А с точки зрения Галена сердце и сосуды играли важную, но вспомогательную роль: они обеспечивали «жизненный дух», придававший телу силы. Гален делал ставку на мозг в основном по результатам наблюдений над тем, как те или иные раны влияют на способность двигаться у гладиаторов: весьма кровавый источник данных, к счастью, недоступный ученым более позднего времени[59].