— Пойдем выпьем кофе, — предложил я Ньюбегину. — Мы простоим здесь минут двадцать, пока будут цеплять русский локомотив. Последнюю чашку настоящего кофе.
Харви не двинулся с места.
— Последняя чашка настоящего кофе, Харви, — повторил я. — Воспоминание на всю жизнь.
Харви ухмыльнулся и осторожно, чтобы не разбить яиц, надел пальто.
— Только без шуток, — предупредил он.
Я поднял руки вверх жестом сдавшегося в плен.
— Какие уж тут шутки, — сказал я, — когда кругом столько финнов.
Русский проводник поднял голову от печки и усмехнулся, когда Харви заговорил с ним по-русски и сказал, чтобы тот не уезжал без нас и что мы выпьем еще чая с московским печеньем.
— Зачем тебе чай и печенье? — спросил я. — Мы же прямым ходом направляемся в буфет.
— Тебе вовсе не обязательно пить этот чай, — сказал Харви. — Но старина немного подрабатывает на нем, чтобы иметь деньги на расходы в Финляндии.
— Похоже, он вполне неплохо подрабатывает, — заметил я, — если судить по бутылке джина, что была у него в руках.
— Это подарок, — сказал Харви. — Он сказал, что бутылку ему подарил кто-то из пассажиров.
Харви явно гордился тем, что говорил по-русски.
Мы выпили кофе в большом станционном буфете. Там было чисто, тепло и светло — та санитарная скандинавская атмосфера, которая так хорошо сочетается с пейзажем за окном, напоминающем рождественские открытки. Потом мы стояли на платформе под падающим снегом и следили за маневрами локомотива — огромной зеленой игрушки с ярко-красными колесами и красной звездой посередине. Он аккуратно принял состав, от которого уже отцепили финские вагоны.
— Что дальше? — спросил Харви.
— Скоро советская таможня. Сотрудники иммиграционной службы сядут в поезд, чтобы выполнить все формальности, пока мы будем ехать по приграничной зоне. В Выборге к поезду прицепят дизельный локомотив и несколько дополнительных вагонов местного сообщения, следующих в Ленинград.
— Значит, как только я войду в вагон, можно считать, что я устроился так же хорошо, как в самой России?
— Или так же плохо, как в самой России, — сказал я, поднимаясь по ступенькам.
— Плохо? — удивился Харви. — Что у тебя есть такого, чего не могут получить жители Ленинграда?
— Обратный билет в Хельсинки, если речь идет лично обо мне.
Харви толкнул меня под руку, но когда я собрался дать сдачи — так же игриво, как это делается в колледже, — он остановил меня.
— Осторожнее, — сказал он, — я — кормящая мать.
Харви думал, что я забыл о свертке у него под рубашкой, но я не забыл.
Дорога до Ленинграда была длинной. Дневной свет начал меркнуть. Снег все еще шел, и на фоне темнеющего неба снежинки казались очень светлыми. Харви снял пальто и забился в угол. Поезд еле тащился, останавливаясь и трогаясь снова через каждые десять метров, чтобы рабочие могли выполнить какие-то ремонтные работы, посыпать солью места вокруг стрелок и помахать флажками и лампами. Наконец мы остановились в лесу. Через большую, с футбольное поле, просеку тянулась ветка к полуразрушенному сараю и весам-платформе для грузовых составов. Вдоль противопожарной полосы между деревьями ехал большой черный советский автомобиль, осторожно огибая груды шпал и заросли кустов. В этом месте лесная дорога приближалась к железнодорожным путям метров на пятьдесят. Ближе автомобиль не смог подъехать и остановился.
— Итак, это — Россия, — сказал я Харви Ньюбегину.
Я включил настольную лампу, и в ее желтом свете наши лица отразились в окне.
— Ты уверен, — спросил Харви, — что на всем пути к Ленинграду не будет вагона-ресторана?
— Спроси у них, — махнул я рукой. — Ты же на дружеской ноге с русским начальством.
— Разве ты не собираешься напомнить, что это мой последний шанс? — полюбопытствовал Харви.
— Слишком поздно, — сказал я ему, — МВД уже здесь.
Я увидел их через полуоткрытую дверь. Они шли по коридору, как хозяева. С резким стуком отодвинулась дверь.
— Ваши документы, — сказал сержант и козырнул. На них были куртки и рубашки цвета хаки, темные брюки и зеленые фуражки. Сержант мучительно долго изучал паспорт Харви, словно с трудом разбирая почерки и печати. Капитан протянул руку из-за его плеча и выхватил паспорт.
— Ньюбегин? — спросил он.
— Да, — сказал Харви.
— Следуете в Ленинград?
Харви кивнул.
— Пойдете со мной. Захватите вещи. — Капитан повернулся к двери. Сержант щелкнул пальцами, поторапливая Харви. Это выглядело не слишком дружелюбно.
— Я тоже пойду, — поднялся я с места.
Капитан повернулся лицом к купе.
— Вы останетесь в поезде. Мистер Ньюбегин поедет в Ленинград на машине. А вы останетесь в поезде. Приказ, который я получил, разъясняет это четко и ясно.