— Стоджи. — Он сжимает мою руку удивительно сильной хваткой и откидывается на спинку стула.
Айвори наклоняется, чтобы встать, и крошечная майка позволяет увидеть соблазнительный вид ее полной груди. Господи, твою ж мать, если она не поправит майку, мой член будет стоять по стойке смирно, лишая меня возможности скрыть это.
В спешке прикрывая глубокий вырез, она изучает меня с изумленным выражением.
— Что вы здесь делаете?
Я встречаю осторожный пристальный взгляд Стоджи и позволяю увидеть вопросы, отражающиеся в моих глазах. Знаете, кто я такой? Насколько хорошо вы знакомы с Айвори?
Большими пальцами он поддевает резинку красных подтяжек и откровенно смотрит на меня сверху вниз. Его улыбка исчезает, и худощавый образ застывает. Очевидно, мутные глаза старика видят намного больше, чем кажется.
— Айвори, почему бы тебе не пойти в подсобку и не разогреть замороженную еду?
Она скрещивает руки на груди, прищуриваясь.
— О, теперь ты хочешь есть?
— Я бы хотел свежий кофе и пирог, который ты приготовила. — Он вцепляется в кресло и поддается телом вперед.
— Не заставляй старика ждать.
Она хмурится и выходит из кучи книг, указывая на него пальцем.
— Будь приветливым.
Затем смотрит на меня, ее выражение лица уязвимо и нерешительно, как будто умоляет своего учителя поступать также.
В момент, когда Айвори исчезает в задней комнате, он мучительно медленно пытается подняться на ноги, удерживая мой взгляд.
— Я знаю таких, как ты.
Я закипаю, но моя мать воспитала во мне человека с хорошими манерами, поэтому я приближаюсь, чтобы помочь ему встать.
Он смотрит насмешливо на мою руку и поднимается на шатающихся ногах.
Я проглатываю свое раздражение.
— И каков же я, по-вашему?
Его сгорбленная фигура шаркает мимо меня к передней части магазина. Я следую за ним, радуясь, что мы покидаем зону вероятной слышимости для Айвори.
Он заходит за стойку и садится на высокий табурет. Неторопливо осматривает мои дорогие часы, подтянутое тело, уверенное поведение и приподнятый подбородок. Я знаю, кого он видит. Богатого, самоуверенного в расцвете сил мужчину, находящегося в захудалом районе по одной причине.
Возможно, он был бы прав.
Наконец, он наклоняется вперед и опирается обветренными предплечьями на прилавок.
— У этой девушки был тяжелый период, а ты из тех мужчин, которые сделают только хуже.
Его слова словно кладезь ответов, которые мне нужны.
— Объясните.
— Ты из тех людей, которые намечают себе цель и не отпускают, пока не добьются своего.
Он слишком умен, чтобы притворяться, так что я не утруждаю себя глупостями.
— Не имеет значения, на что я нацелился. Я ее преподаватель.
— Да. — Он смотрит на меня с осуждением. — Так и есть.
Я пытаюсь отдышаться.
— Она рассказывает вам. Обо мне.
— Она не говорила ничего компрометирующего, и не обязана была этого делать. За последнюю неделю она упоминала о тебе больше, чем обо всех учителях вместе взятых за три года. — Он барабанит скрюченными костяшками пальцев по стеклянному прилавку. — Что бы ты с ней ни делал, она хочет тебе доверять. — Его рука успокаивается, глаза пристально смотрят на меня. — Она никому так не доверяет. Но как только ты получишь то, чего хочешь, а потом откажешься от нее, как это делают такие, как ты, ее недоверие к мужчинам будет непоправимым.
У меня кружится голова, когда я представляю тошнотворные образы жестоких мужчин, насилующих девушку.
Опираясь на стойку ладонями, я наклоняюсь к нему.
— Расскажите мне, что с ней случилось?
Он оглядывается, его внимание приковано к задней комнате.
— Она не говорит о плохом. Я не уверен, что она различает плохое и не совсем хорошее. Все, что с ней случается, Айвори воспринимает как саму жизнь. — Его затуманенные глаза возвращаются ко мне. — Она не просто бедная. Ей не хватает любви, привязанности и защиты. Ей нужен хороший пример в жизни, кто-то такой, кто будет относиться к ней без какой-либо для себя выгоды.
— Вы не являетесь для нее этим примером?
— Я просто старый немощный человек, находящийся одной ногой в могиле. Я не могу купить ей учебники и модные штучки. Не могу осуществить ее мечту — поступить в музыкальный колледж. И у меня нет возможности украсть ее сердце.
Моя грудь наполняется всепоглощающим уважением к этому человеку. Я не могу завидовать ему, тому, что он заботился достаточно о ней, чтобы выплеснуть это дерьмо наружу. Я даже не могу с ним спорить, потому что в некотором смысле он прав. Мне нечего ей предложить, кроме душевной боли и разочарования.
— Но вы разрешаете ей приходить сюда и практиковаться. — Оглянувшись назад, я замечаю единственное пианино в магазине и указываю подбородком в сторону старого «Стейнвея». — Оно продается?
Напряженный взгляд в его глазах говорит «нет», однако треснувший паркет, шаткие стеллажи и обветшалый вид всего магазина подсказывают мне, что ему нужен доход. Причём срочно.
— Она не знает, что я получаю предложения относительно этого. — Его руки сжимаются на стойке. — Я не стану продавать ее пианино.