Мрачные сказки

Он тащит меня по ступеням наверх, я спотыкаюсь и падаю на колени, но он не замедляет темп, а продолжает тянуть меня за собой. Я ударяюсь икрами о каждую ступеньку, каждый шаг добавляет мне ссадин.

– Ты, похоже, решила увести еще и Колетт с ее ребенком. – Когти Леви впиваются в мою плоть. – Ты с самого начала хотела ей помочь. Ты усомнилась в правильности моего решения!

– Леви! – взмаливаюсь я. – Остановись…

– Я все для тебя делал, – не останавливается он.

Мы наконец наверху, и он тащит меня вперед.

– Я с детства заботился о тебе. А теперь ты удумала меня бросить? – Каждое его слово – как удар плети.

Леви сейчас совершенно другой, и голос его как чужой. Слышу щелчок отпираемого замка, распахивающуюся дверь и сразу понимаю, где я. В коридоре, чуть дальше от спальни. Возле чулана, который Леви по непонятным мне причинам всегда запирал. Он ослабляет хватку на моей руке, и пальцы больно покалывает от приливающей крови. А затем… Леви заталкивает меня в чулан. Я спотыкаюсь, вытягиваю вперед руку, чтобы схватиться хоть за что-нибудь. Но ударяюсь лбом об острый деревянный угол. Глаза заливает кровь.

И мне впервые приходит мысль: а вдруг он собирается меня убить? Я трогаю лоб, ощущаю на пальцах липкую теплую жидкость, у нее металлический привкус.

– Я не позволю тебе уйти, – заявляет Леви.

Его голос немного смягчается, как будто ждет от меня понимания:

– Я не позволю увести своего ребенка.

Мой подбородок трясется; теплая кровь из ссадин и ран стекает по ногам и виску. Голова кружится.

– Леви, пожалуйста, – бормочу я.

Дверь захлопывается, и замок запирается. Я в чулане. Как птица в клетке. Шаги Леви удаляются по коридору. Через миг его тяжелые сапоги громыхают по лестнице.

Мои ладони скользят по стенам узкого и тесного чулана, нащупывают полки, ряд курток, пиджаков и пальто, свисающих с металлических крючков вешалки. Я нахожу дверь, но ручки на ее внутренней стороне нет. Одна сплошная деревянная поверхность. Я изо всей силы пытаюсь надавить на нее плечом, но дверь не поддается ни на дюйм. А потом до меня доносится стук задней двери, и я понимаю: Леви покинул дом.

Ободранные на лестнице колени жжет, голова болит, виски пульсируют. Я опять надавливаю руками на дверь, пытаясь ее открыть. Но уже начинаю сознавать: мне не удастся выбраться из чулана, пока Леви не отопрет его снаружи.

Сев на пол, я подпираю коленями грудь. Сердце колотится слишком быстро, от запаха свежей крови меня начинает подташнивать. Я вспоминаю времена, когда засыпала в объятиях Леви, когда он целовал меня в лоб, а комнату заволакивали теплотой лучи закатного солнца, просачивавшиеся сквозь занавески на окне. Как же я ему верила! Как доверяла! Воображала, как мы вместе прогуливаемся по общине на старости лет – уже поседевшие, но по-прежнему держащиеся за руки.

А сейчас я понимаю: это были фантазии девочки-подростка, девочки, влюбившейся в Леви на лугу под жужжание толстых откормленных пчел и аромат полевых цветов, разносимый ленивым теплым ветерком. Та девочка с былинками травы, застрявшими между пальцами ног, легко попала в тенёта любви. А теперь я позволила Леви ее предать. Какая же я глупая женщина! Поверила в невозможное…

Я зажимаю ладонями глаза, темнота становится черной. Настолько черной, что мне кажется, будто я уткнулась лицом в пол. Я провожу рукой по волосам, нахожу в них узелки и распутываю. Голова раскалывается, разум в прострации, не желающей отступать. Но вот кровь на виске и голенях останавливается, начинает свертываться и запекаться. Тело – этот эффективный механизм – стремится восстановиться, однако сердце ему неподвластно. Оно продолжает мучительно ныть, даже когда боль во всем теле слегка утихает.

Опустив руки, я открываю глаза. Чулан погружен в кромешную тьму. Но она потихоньку рассеивается. Тени обретают форму. Ощущение, будто я пробуждаюсь от сна и пытаюсь сориентироваться по знакомым предметам в комнате. Надо мной висит шерстяной жакет. Вот синий комбинезон с пятнами на коленках. А вон деревянная полка. Эти вещи проступают из темноты, как камушки на дне пруда сквозь слой воды над ними.

Моргнув несколько раз, я пытаюсь всмотреться в комбинезон, но картинка становится размытой, зернистой всякий раз, когда я слишком долго задерживаюсь взглядом на какой-то его части: на кромках штанин, двух серебристых пуговицах на грудке, металлическом крючке, на котором висит комбинезон. И все-таки я все это вижу! Нечетко, но вижу.

Не обращая внимания на гул в голове, я встаю с пола на ноги и прикасаюсь к плотной джинсовой ткани. Зажимаю ее между большим и указательным пальцами – чтобы убедиться: она настоящая, реальная, а не жестокий обман темноты.