Мрачные сказочки Гренлока

Вообще-то, если честно, он был довольно хорош собой для человека его возраста. Под возрастом я, разумеется, подозревала предполагаемый возраст – что-то около сорока – сорока пяти лет, так как о реальном количестве кругов, которые нум Батист намотал в космосе вместе с Авесказарой, не ведал никто. Все мы знали, что наши обожаемые преподы балуются запретными заклинаниями. Запретными для нас, разумеется. И кто знал насколько сильно они умели растягивать свои жизни? Нум, ко всему прочему, неплохо следил за собой и, в целом, был довольно обаятельным мужчиной, если бы не его мелкие усишки и налакированные на пробор волосы. Фи-и-и… Однако бабуленька, когда была жива, еще на свое стопятидесятилетие утверждала, что в ее молодости так было модно. Исходя из этой информации можно было предположить, что нум Батист либо излишне увлекался историей, либо до неприличия вытянул свою жизненную линию, наподобие той единственной жвачки, которую выдали ребенку сильно строгие родители.

Пока я согревалась и размышляла, нум вежливо проводил меня в гостиную, довольно милую для человека его пола. Я имею в виду, что в ней явственно ощущалась женская рука. В цветочных обоях, в бесконечных кадках со штамбовыми деревцами и свисающих с полок вьюнах, в картинах с кудрявыми багетами, в вазах и шторах, в лакированных статуэтках, и во всем остальном… Поймав себя на этой мысли, я окинула спину нума Батиста, отправившегося мне за пледом, подозрительным взглядом. Не мог же он сам, в конце-то концов, так красиво и изысканно все обставить? Ну, да ладно.

Вернулся он довольно скоро и принес в руках чистой воды чудо – нежную пуховую пелерину, что вновь пробудило во мне нехорошие подозрения.

– Присаживайтесь, Зелин.

Он отодвинул для меня плетеный стул за круглым столиком, накрытым кружевной скатертью, а сам отошел хозяйничать на кухню, отделявшуюся от гостиной небольшой арочкой. Окна гостиной и кухни выходили в сад. Там, за этими милыми вечноцветущими клумбами и экзотическими деревьями, начинался заповедник нума Батиста, тянущийся довольно далеко, чуть ли не до Жемчужной улицы, где жил сам ректор. Поговаривают, что нум Батист, издавна находящийся с ним в некоторой вражде, специально поселил на границе своего сада крикливую пуншу – птицу, любящую встречать первые лучи солнца отвратительным воем. Почему именно такое могло сойти ему с рук – оставалось загадкой.

Я с тревогой взглянула в окно. Мне показалось, будто я услышала шорох, и что нум тоже его услышал. Опасаясь преждевременного раскрытия злокозненного плана, я поспешила к нуму для помощи в приготовлении чая.

– А что у вас за травы? – я заинтересованно сунула нос в тут же окутавший меня аромат чего-то пряного и цветущего.

Должно быть, я подошла слишком близко, потому что нум сотворил пронзительный взгляд и с усиленным вниманием уставился на мои украшения.

– Святые небеса, Зелин, сколько же на вас защитных артефактов? Серьги, колье, браслет, брошь, пуговицы, пояс, булавка? Вы либо собрались убить меня, либо ограбить.

– Чт-т-о-о… чт-то… что вы такое говорите? – я удивленно расширила глаза и оскорбленно сдвинула брови.

На самом деле я страшно испугалась внезапной прозорливости нума и тут же укорила себя в том, что недооценила его способностей. Нум же рассмеялся, снимая чайник с огня и заливая кипяток в стеклянный заварник.

– Я пошутил, Зелла. Но, должен признать, лучше бы вы сняли всю эту дрянь и носили настоящие бусы.

Он отправил мне медленный тягучий взгляд, от которого у меня по лопаткам разбежались мурашки. Никакие артефакты не смогли бы меня от них защитить. Но, в чем-то он был прав – такие безделушки всегда были тяжелыми и громоздкими, так что до изящества тут было далеко.

– У такой девушки, как вы, должно быть много украшений.

– Это потому что я не красивая?

– Напротив. Вы прекраснее утренней зари. И вы достойны лучшего.

– Вы мне льстите.

– А вы набиваете себе цену, – усмехнулся он, ставя на поднос две кружки на блюдцах, чайник и сахарницу с костяной ложечкой.

– Хм.

Я не нашла, что остроумного ответить, предпочтя молча последовать за красноречиво указующим взглядом нума обратно в гостиную. Там мы сели по разным сторонам столика и принялись сосредоточенно всматриваться друг другу в душу, для чего нум слегка сместил с центра стола вазу со свежесрезанными цветами. Я отпила чай под неотрывным его взглядом.

– Недурственно.

– Благодарю, Зелин. Ну, раз вы все еще живы, может быть, наконец, расскажете мне то, что хотели?

– Я… я… ну, я…

Вообще-то я не определилась с речью. Я разрывалась между одной хорошо сконструированной ложью и другой, чем и было вызвано мое нелепое заикание. Однако, ни с того, ни с сего, я вдруг решила сказать правду. Но не ту, которую должна была, разумеется. В этом-то то, как вы понимаете, и состоит мастерство лжи.

– Мне неловко об этом говорить… – я грустно опустила ресницы.

– Мне подлить виски в ваш чай? – с готовностью отозвался он.

Я манерно вздохнула.

– У меня возникли сложности с дипломным проектом.

Нум взглянул на меня с интересом.

– Какого же характера?

– Абсурдного, – поспешила ответить я.