Мрачный дебют

Мысли отрезвили, но, вопреки моему опасению, я не вышел из образа, а наоборот, ещё лучше проникся им, что словно придало мне дополнительных сил.

— Идите сюда, пр̀оклятые и ущер̀бные! — приглашающе махнул я шпагой. — Живее! У меня нет на вас слишком много вр̀емени!

Зомби не заставили себя ждать, то есть, как шли на меня, так и шли.

— Умр̀и! — пронзил я левую глазницу первого зомби.

Никакой необходимости в финтах и парировании не было, потому что эти чудовища даже не пытались защищаться. Так даже проще!

— Умр̀и и ты, мер̀завка! — ткнул я шпагой в хорошо поеденное лицо пенсионерки в красном платье.

Расправа была быстрой, но, от этого, не менее жестокой. Снова возникла небольшая горка из точно мёртвых тел.

— Спаси Господь ваши души! — я перекрестился слева направо, всеми пятью пальцами.

Католический метод, конечно, но это образ персонажа, поэтому простительно, я полагаю.

Вообще, никогда не был особо религиозным, потому что бабуля у меня до сих пор убеждённая коммунистка, а родители, в связи с распадом СССР и новыми веяниями в обществе, вдруг стали правоверными христианами, одновременно.

Я часть детства провёл у бабушки с дедушкой, поэтому впитал некоторую порцию научного атеизма, хоть и не стал от этого убеждённым атеистом. Я, скорее, агностик. Типа, да, возможно Бог есть, но я не уверен, что человек вообще в состоянии его познать и даже если он точно есть, мы, как ни постараемся, познать его не сможем. А вот образ Наполеона является убеждённым католиком и его не переубедить.

Из коридора выполз покалеченный зомби. Скорее всего, его поели свои же, судя по виднеющимся костям на ногах.

— Умр̀и. — произнёс я безэмоционально, пронзая его темя клинком.

Странно, но шпага, будто бы, стала чуточку легче…

Вернувшись к двери гримёрки, я ритмично постучал.

— Мой телефон готов? — спросил я.

— Да-да, он здесь, Дима! — в чуть приоткрытую дверь вывалился мой мобильник.

— Остор̀ожнее! — едва успел я его поймать. — Мьер̀де, это ведь Айфон Тр̀инадцатый!

— Прости! — виновато извинилась Валентина.

Нет там никакой баррикады, как я вижу. Они просто боятся.

— Сидите там, а у меня ещё полно дел! — сказал я, помещая мобильник в карман брюк. — Бор̀ис, ты где? Я всех убил, можешь выходить!

Но гримёр всё никак не появлялся, поэтому я направился к туалету.

В секции с умывальниками и зеркалами было пусто, но одна из туалетных кабинок оказалась закрытой.

— Выходи, здесь почти безопасно, — произнёс я успокаивающим тоном. — Потор̀опись, иначе мы не успеем оказаться в безопасном месте.

Дверь туалетной кабинки тихо скрипнула, после чего Борис вышел.

Худой парень, светловолосый и сероглазый, лет двадцати пяти, может, тридцати, ростом ниже метра шестидесяти, вес не более пятидесяти с лишним килограмм — в гренадеры такого не возьмут, но ему нашлось бы место среди вольтижёров.[3]

Я отметил про себя, что он скрывает левую руку.

— Так… — произнёс я. — Покажи левую р̀уку.

— Я порезался, когда бежал… — начал Борис, показав рану на запястье.

— Ложь, — заявил я. — Это точно укус от человеческих зубов. Ты обр̀ечён, Бор̀ис. Непр̀иятно это осознавать, но будь мужчиной и достойно пр̀ими удар̀ судьбы.

— Но… Должно же быть какое-то лекарство… Нельзя же вот так… — замямлил гримёр. — Должно же быть…

Он готов был расплакаться. Не знаю, как бы я повёл себя на его месте. Хотя нет, знаю. Я бы принял это. Сколько хороших солдат получали смертельные ранения и стойко ждали часа своей смерти…

— Возьми р̀емень, — приказал я Борису, — а затем пр̀ивяжи себя к батар̀ее отопления.

— Мне надо в больницу… — начал вяло сопротивляться гримёр.

— Ты не успеешь в больницу, — покачал я головой. — Слушай, я ведь пытаюсь быть с тобой любезным — безопаснее для всех было бы убить тебя на месте, но я даю тебе шанс обезопасить окр̀ужающих от себя самого. Будь добр̀, ответь на любезность любезностью.

Борис, губы которого дрожали от ужаса и обиды на несправедливую судьбу, повиновался и, преодолевая страх, перешагнул через тело Пешкова и поднял погрызенный брючной ремень.

— Хор̀ошо затянул? — спросил я, после чего подошёл поближе и проверил. — Молодец. Мне жаль, что всё закончилось именно так.

После этого я, забрав свой сюртук, так и лежавший в туалетной кабинке, покинул уборную. Борис остался мириться со своей печальной участью.

— Мьер̀де! — воскликнул я, увидев новую группу из четырёх зомби. — Когда же вы закончитесь?!

Меньше минуты спустя, на полу лежало четыре новых тела. Опасность этих чудовищ в численности, если верить тематическим фильмам. Надо лишь пользоваться узостью коридоров и не давать загнать себя в угол.

Теперь, когда я на деле удостоверился в том, что единичные зомби не представляют для меня особой опасности, ходить тут стало как-то увереннее.

— Мадмуазель, — вернулся я к двери гримёрки. — Всё-таки убедительно пр̀ошу вас отвор̀ить мне двер̀ь.

Напряжённая тишина длилась секунд пятнадцать, после чего дверь осторожно приоткрылась, показав мне женское лицо, находящееся опрометчиво близко к щели.

— Имей я целью убить вас, мадмуазель, — заговорил я, — мне было бы очень легко осуществить это. Вы слишком близко к двер̀и.