Мрачный коридор

— Смерть наступила не сразу, Ричардсон оборвал себе пуговицу на рубашке и распустил галстук. Может быть, он успел вскрикнуть. Возможно, миссис Скейвол, вы могли слышать все, что происходило в кабинете профессора.

— Нет. Я ничего не слышала.

— Кто знал о том, что вы находитесь в соседней комнате?

— Никто. Я пришла рано и занималась делом…

— Значит, убийца не знал, что вы находитесь за стенкой, и это спасло вас. Вы до сих нор носите имя убийцы на дне души или посвятили в это Уайллера и других близких к дому Ричардсона людей?

— Вы забываетесь, мистер Элжер!

— Нет, мэм. Боюсь, что ваша нерешительность принесла плохие плоды. Теперь кто-то вскрыл старый нарыв, не подумав о последствиях. В одном вы правы, сейчас никто ничего доказать не сможет. Но есть люди, которые до сих пор не успокоились. Люди, которым не безразлично, что убийца Рональда Ричардсона жив.

— Вы делаете запоздалые выводы. Если Лин наняла вас для поимки убийцы, то вы знаете имена этих людей.

— Хорошо. У меня осталось только два вопроса. Первый. Вы знаете Грету Веймер?

— Конечно. Я знаю всех врачей больницы.

— Давно она работает в ней?

— Она приехала из Нью-Йорка вместе с Хоуксом как его ассистентка. После того как Хоукс занял пост директора, ей дали отделение, где содержат легких больных.

— Она хороший врач?

— Этого я не знаю, но как женщина она интересует многих. Хоукс выдвинул ее в совет профессоров, и она была принята, несмотря на отсутствие ученой степени. Но, как я понимаю, этот вопрос интересует Лин из других соображений?

— Этот вопрос интересует меня, миссис Скейвол. Лин не знает о существовании Греты Веймер. Вопрос второй. Возможно ли проникнуть на территорию больницы незамеченным?

— Исключено. Каждую машину обыскивают, пропуск подделать невозможно. Охрана знает в лицо каждого, кто имеет допуск на территорию и кому разрешено се покидать.

— Машину Хоукса тоже обыскивают?

— Разумеется, нет.

— А вы говорите —  невозможно.

Медсестра прищурила глаза, в них появился огонек коварства.

— А что вам делать в больнице, мистер Элжер?

— Вы имеете доступ в корпус для заключенных? —  ответил я вопросом на вопрос.

— Нет. Мое поле деятельности ограничено первым корпусом и складом медикаментов. В больнице нет персонала, который имеет доступ в любую точку территории. Каждый имеет свое место и не может его расширять по собственной инициативе.

— Кроме руководства?

— Конечно. Не более двух десятков врачей могут свободно курсировать из корпуса в корпус.

— Среди этой двадцатки есть люди, которые находятся в оппозиции к режиму, которые проявляют недовольство и настроены…

— Нет. Вы хотите найти сообщников?! Пустая трата времени. Те, кому разрешено выходить за территорию, люди проверенные. Они составляют костяк единомышленников. Среди них вы не найдете сочувствия. Мне только не ясно, как эти вопросы вяжутся с делом, которым вы занимаетесь.

— Я еще не готов ответить на этот вопрос, но уверен, что мы с вами еще поговорим на тему больницы.

— Я сказала вам слишком много, мистер Элжер, и не требуйте от меня невозможного.

— Вы не сказали мне и сотой доли того, о чем знаете, а я еще не созрел для более обстоятельного разговора.

— Обстоятельного?

— Да. Когда у меня на руках будет достаточно фактов, которые я смог бы вам предъявить и которые помогли бы вам взглянуть на некоторые вещи под другим углом. Сейчас вы мне не верите. Не верите в то, что я способен изменить ситуацию. Когда вы в этом убедитесь, то встанете на мою сторону. То же самое касается доктора Уайллера и адвоката Хельмера. Вы мне не лжете —  вы не считаете нужным говорить ту правду, которая, по вашему мнению, меня не касается.

— Я вижу, вы серьезно настроены перевернуть мир, мистер Элжер. Таким человеком был Рон Ричардсон, вы второй из тех, кого я встречала в своей жизни.

— Ричардсон его перевернул, но слишком много оказалось вокруг него скептиков, которые поторопились вернуть все на свои места. Я не пытаюсь перевернуть мир. Я отношусь ко второй категории и хочу поставить все на свои места, но я не скептик, а оптимист, и в моем понимании картина будет выглядеть иначе.

— Много тумана, молодой человек.

— Уверяю вас как оптимист: он рассеивается. Рад был с вами познакомиться. Если вы мне позволите, то я еще заеду к вам.

— Когда соберете необходимые факты?

— Вы все правильно поняли.

Я встал и направился к двери. Сын медсестры все это время продолжал стоять в дверях. Правда, его дробовик уже не смотрел мне в грудь.

Он посторонился и пропустил меня. Когда я подошел к машине и открыл дверцу, он окликнул меня. Я обернулся. Парень стоял за моей спиной, а его ружье осталось возле входа.

— Послушай, приятель, —  он покосился на прикрытую дверь, —  мать преувеличивает. Я вожу в больницу уголь и кое-что из наших продуктов. Ежедневно в течение пяти лет, но меня никто не обыскивает. Охрана небрежно осматривает машину.

— При въезде, но не при выезде?

— В этом ты прав, приятель. Выезжаю я пустым, и вся машина как на ладони.

— Я тебя понял. Харви Строч, если не ошибаюсь.

— По отцу Строч, а по матери Скейвол.