Мученики Колизея

Устья Тибра были захвачены, и голод опять появился в стенах Рима. Население Рима, изнеженное, легкомысленное и развратное, повиновалось теперь сенату беспрекословно. Всякий день в продолжении нескольких месяцев Римляне отражали нападения Готов, и во множестве умирали за стенами своими от голода и болезней. Чернь пожирала падаль, даже человеческое мясо, и гибла, как стадо животных. Мертвых некому было хоронить; тела лежали грудами на улицах. Среди этих ужасов настала ночь 24 августа (410 года). Главная квартира Алариха находилась у Салернских ворот, направо от великолепных садов Саллюстия. В полночь, когда город объят был сном, ворота Салернские тихо растворились, и Аларих вошел в них с своим войском.

Кто отворил ворота римские Алариху? Кто изменой впустил его в Рим? Историки того времени спорят об этом. В песнях своих Готы, прославляя Алариха, воспевают его ухищрения и утверждают, что он послал в дар сенату 300 Готов, одетых рабами, с заявлением, что утомлен осадой и снимает ее. Эти Готы в условленный день, в 12 часов дня, когда Римляне имели обыкновение отдыхать, отворили ему ворота города. Рассказ этот слишком походит на басню и его нельзя почитать достоверным. Прокопий, один из историков того времени, утверждает, что в Риме жила благородная матрона по имени Проба-Фалькония, что она была поражена страданиями народа, умиравшего массами от голода, болезней и ран и, не видя конца этим бедствиям, решилась, из жалости, положить им конец. Она собрала своих многочисленных невольников и ночью выслала их к воротам Салернских, предупредив Алариха; они отворили их. Аларих вошел в город.

При звуке литавр, распевая, по своему обыкновению, громкую песнь битв и победы, шли Готы по улицам Рима. Не останавливаясь на ходу, они поджигали дома направо и налево; сады Саллюстия, это чудо искусства и роскоши, загорелись прежде всего и скоро от всех сокровищ, которыми они славились и красовались, осталась одна груда черного пепла.

Пробужденные внезапно, жители в неописанном ужасе метались туда и сюда, преследуемые огнем и мечом врагов. Пламя, несомое ураганом, бежало с быстротою молнии. Оно пожирало безразлично дома бедных и богатых, дворцы, церкви, капища языческие. Оно подымалось до темного, омраченного дымом неба, ревело с треском, но над ним, заглушая его, стоял вопль погибающих. Мужчины, солдаты, женщины, дети, патриции, рабы, в одной страшной свалке давили одни других и гибли от мечей Готов. Разразилась страшная внезапная гроза, гром гремел, молния сверкала, и ее ослепительный блеск смешивался с кровавыми исполинскими языками пламени. Оно лизало стены не занявшихся еще зданий и они в свой черед разгорались и пылали. Молния упала на Форум и разгромила его, статуи его окружавшие, сорванные с пьедесталов, рухнули на землю и, разбившись вдребезги, являли безобразную груду. Многие храмы и все их сокровища загорелись от грозы и превратились в пепел и развалины. Обгоревшие дома рушились — кровли провалились, высокие, обнаженные балки, как мрачные великаны, шатались во мгле дыма и пепла, несомого ураганом, и валились с треском, давя окружающих. Мраморные колонны, великолепные фронтоны, рухнув, лежали в обломках на прожженной, черной, как уголь, почве.

«Запылал, вспыхнул великий Рим, — говорит Иероним, — и погреб сам себя под пеплом!»