Мученики науки

Мы не можемъ говорить о великихъ подвигахъ, на которые вдохновляютъ естественныя науки, не остановившись на Викторѣ Жакмонѣ, этомъ неподражаемомъ умѣ, гдѣ грація и нѣжность соединились съ мужествомъ, настойчивостью, любовью къ знанію, этомъ молодомъ человѣкѣ, умершемъ всего на тридцать первомъ году, вдали отъ дома, къ которому онъ былъ такъ привязанъ, вдали отъ родныхъ, боготворившихъ его. Жакмонъ высадился въ Калькуттѣ 5 мая 1829 г.; онъ хотѣлъ изслѣдовать страну, составлявшую въ то время для науки еще загадку. Три съ половиною года путешествовалъ онъ по низменнымъ равнинамъ Индіи и по ея гористымъ мѣстностямъ, затѣмъ прибылъ въ Кашмиръ и направилъ свой путь къ долинамъ и высотамъ Гималайскихъ горъ. Кому неизвѣстна въ настоящее время изъ писемъ Жакмона эта удивительная эпопея натуралиста Парижскаго Музея, который, получая годичнаго содержанія всего шесть тысячъ франковъ, вдругъ очутился въ вихрѣ пышной жизни расточительныхъ иностранцевъ, посѣщалъ дворцы государей порабощенной Индіи и ухитрялся вести себя среди этой азіятской роскоши такъ, чтобы не ронять достоинства французскаго имени? Кто не читалъ разсказовъ, ставшихъ безсмертными, благодаря его письмамъ, сценъ, набросанныхъ имъ прелестнымъ слогомъ, гдѣ поражаешься одинаково блескомъ таланта и зрѣлостью ума?

Викторъ Жакмонъ, не смотря на разнообразіе своихъ путевыхъ впечатлѣній, никогда не терялъ изъ виду интересовъ науки. Утомленіе и непріятности странствованія не приводили его въ отчаяніе. Трудъ и цѣль принятой имъ на себя миссіи были его путеводными звѣздами. Часть путешествія Жакмонъ сдѣлалъ верхомъ, сопровождаемый двумя спагами, которые составляли его конвой, причемъ онъ останавливался по временамъ, чтобы занести въ памятную книжку какія-нибудь замѣтки и привести въ порядокъ бумаги своего дневника. Было время, когда упрекали Жакмона за то, что онъ мало дѣлаетъ для науки, но съ его памяти скоро было свято это несправедливое обвиненіе. Дѣйствительно, въ грудѣ собраннаго имъ матеріала, какъ писалъ натуралистъ своему отцу, «было надъ чѣмъ поработать». Но судьба не позволила Жакмону воспользовался плодами своихъ долгихъ усилій; въ теченіе болѣе чѣмъ двухъ лѣтъ онъ болѣлъ страшной болѣзнью, которая свела его, наконецъ, въ могилу[6].

Викторъ Жакмонъ.

Жакмонъ умеръ въ Бомбеѣ послѣ неслыханныхъ страданій, вызывающихъ въ насъ удивленіе въ виду стоицизма, съ какимъ онъ переносилъ эти муки. Спокойная твердость не покинула его даже въ предсмертный часъ. Онъ нашелъ въ себѣ еще силы написать письмо своему нѣжно любимому брату Порфиру:.. «Конецъ мой, — если только это конецъ, — тихъ и спокоенъ. Если бы ты былъ здѣсь, сидѣлъ вотъ тутъ, на моей постели, съ отцомъ и Фредерикомъ, душа моя разбилась-бы и на приближеніе смерти я не смотрѣлъ бы съ такою покорностью судьбѣ и безмятежностью. Утѣшься, утѣшь отца; утѣшьте другъ-друга, милые мои. Но я окончательно ослабѣлъ отъ усилія написать что-нибудь. Пора сказать вамъ — прощайте! Прощайте! О, какъ любилъ васъ бѣдный вашъ Викторъ! Прощайте навсегда!»

Смерть положила предѣлъ тоскѣ Жакмона. Глаза этого путешественника, котораго можно назвать мученикомъ долга, закрылись навѣки.

Чтобъ привести образчики жертвъ изъ области другихъ наукъ, укажемъ еще на жизнь астронома Шаппъ-д’Отероша, столь дѣятельную, богатую и прерванную такимъ роковымъ образомъ.

Аббатъ Жанъ Шаппъ д’Отеронь[7], одинъ изъ самыхъ молодыхъ членовъ академіи наукъ былъ командированъ ею въ Сибирь, для наблюденія изъ Тобольска за прохожденіемъ Венеры 6 іюня 1761 года. Онъ покинулъ Парижъ въ концѣ 1760 года и безъ всякихъ затрудненій прибылъ въ С.-Петербургъ. Но вторая половина его путешествія отъ русской столицы до Тобольска была значительно тяжелѣе. Въ двѣнадцать дней астрономъ долженъ былъ сдѣлать въ саняхъ три тысячи верстъ, посреди всевозможнаго рода препятствій. Перевозка инструментовъ была для него источникомъ тысячи затрудненій и постоянныхъ опасеній. Благодаря своей энергіи и неутомимости, онъ однако во время достигъ мѣста, откуда ему слѣдовало, произвести свои наблюденія. 5 іюня солнце весь день было покрыто толстымъ слоемъ облаковъ. Ночью облака не разсѣялись. Аббатъ Шаппъ находился въ смертельномъ страхѣ. «Этотъ феноменъ, говорилъ онъ, котораго ожидали цѣлое столѣтіе, привлекалъ на себя страстное вниманіе всѣхъ астрономовъ… Вернуться въ Парижъ, не достигши цѣли моего путешествія; лишиться плода всѣхъ избѣгнутыхъ мною опасностей, трудностей, съ которыми я боролся только въ надеждѣ на успѣхъ; лишиться его, благодаря какому-то облаку въ тотъ самый моментъ, когда все мнѣ ручалось за благополучный исходъ, — это такое положеніе, о которомъ невозможно дать понятія на словахъ».

На зарѣ облака ушли. Шаппъ не могъ видѣть только начала явленія. Но онъ сдѣлалъ наблюденіе надъ всѣми его остальными фазами.