Мудрость леса. В поисках материнского древа и таинственной связи всего живого

– Да, снег на вырубках такой глубокий, что карибу не могут уйти от волков, – заметила она, глядя в сторону тропы, по которой ушла волчица.

Вырубок становилось все больше и больше, так как лесоводы замещали сосны, погибшие от жуков.

– Нужно идти, а то мы их потеряем, – поторопил помощник, покосившись на устройство слежения и затягивая нагрудный ремень рюкзака. Прищурившись, он посмотрел в сторону перевала.

– Увидимся, – произнесла она.

Я попрощалась, оценив ее непоколебимую увлеченность.

Они растворились в соснах так же незаметно, как и появились, напомнив мне, что человек может легко исчезнуть здесь. Было уже за полдень. Мне следовало двигаться дальше, иначе последние километры придется идти в темноте.

Тропа вдоль Брайант-Крик быстро и плавно спускалась; я мчалась мимо качающихся сосен, солнце светило мне в спину, позади оставались следы лавин. Я была благодарна биологам за то, что они уплотнили трассу. До машины я добралась, когда розовые и фиолетовые полосы на небе потемнели до черноты над косыми слоями осадочных пород.

Экосистемы очень похожи на человеческие общества:

они построены на взаимоотношениях. Чем они крепче, тем устойчивее система.

Поскольку системы нашего мира состоят из отдельных организмов, они способны меняться. Мы, существа, адаптируемся, наши гены претерпевают изменения, и мы способны учиться на опыте. Система постоянно трансформируется, потому что ее части – деревья, грибы, люди – постоянно реагируют друг на друга и на окружающую среду. Наш успех в совместной эволюции – наш успех как продуктивного общества – зависит от прочности этих связей с другими людьми и видами. В результате адаптации и эволюции возникают те модели поведения, которые помогают нам выживать, расти и процветать.

Мы можем представить экосистему из волков, карибу, деревьев и грибов, создающих биоразнообразие. Или оркестр из деревянных, духовых, ударных и струнных инструментов, порождающих симфонию. Или мозг, состоящий из нейронов, аксонов и нейромедиаторов, формирующих мысли и сопереживание. Или то, как братья и сестры объединяются, чтобы преодолеть несчастье, например болезнь или смерть: целое больше, чем сумма частей. Согласованность биоразнообразия в лесу, музыкантов в оркестре, членов семьи, живущих благодаря общению, реакциям, воспоминаниям и извлечению уроков из прошлого, пусть даже все это хаотично и непредсказуемо. Эффективное использование скудных ресурсов для процветания. Благодаря такой согласованности наши системы превращаются в нечто целостное и устойчивое. Они сложны. Самоорганизуются. Обладают признаками разума. Признание, что лесные экосистемы, как и общества, обладают элементами разума, помогает нам отказаться от старых представлений об их инертности, простоте, линейности и предсказуемости. Представлений, которые способствовали оправданию эксплуатации, поставившей под угрозу существование организмов в лесных системах.

Эти волки, как и мой огород с «тремя сестрами», подали мне знак, что я могу бороться с ошибочными методами ведения лесного хозяйства. Может быть, с моим ребенком будет все в порядке или для него будет даже лучше, если я стану смелее. Может быть, надежда, наполняющая мои вены, передастся и ему.

Я чувствовала, что меня поддерживают волчица и биологи, следившие за ней.

Ощущала присутствие стаи.

Чувствовала, как Келли прикрывает мне спину.

Уменьшились тревога и испуг, появилась готовность сделать шаг вперед. Я ощущала стремление произвести изменения, которые подсказывали мои научные эксперименты. Журналисты все еще обращались ко мне из-за статьи в «Nature». Одна женщина из Онтарио написала письмо с благодарностью за «реальную работу на благо человечества», а другая мать, встревоженная нехваткой воды в Калифорнии, говорила о моем «послании надежды». Я сидела с этими письмами в руках, зная, что должна продолжать ради своего ребенка. Ради всех детей, ради грядущих поколений. У меня были доказательства, которые могли бросить вызов экологической теории, а возможно, и политике лесного хозяйства. Я держала маленькие семена перемен.

Спустя несколько месяцев мы общались в моем кабинете с журналисткой. Я упомянула, что беременна и могу родить в любой момент. Мы шутили, как легко набрать двадцать килограммов. Я все еще смеялась, когда она спросила, что говорят мои открытия о применении гербицидов. Я воскликнула: «Не печатайте это, но, между нами, лесоводы с равным успехом могли бы красить камни!» Она поблагодарила меня и заметила, что статья выйдет через пару дней.

Нервничая, я поплелась в кабинет Алана и рассказала ему о своем замечании по поводу раскрашенных камней. Его лицо помрачнело.

– Можешь быть уверена, она это напечатает, – произнес он хмуро.

– Но я же попросила ее не делать этого, – объяснила я, внезапно ослабев и жалея о сказанном.