Муха [= Муха с белой головой / The Fly (La Mouche)]

— Я готова, Андре, — крикнула я, повинуясь его командам, даже не посмотрев, где лежат очки. Он походил по комнате, открыл и затворил за собой дверь дезинтегратора. После показавшегося мне очень длинным ожидания — на самом деле прошло, наверное, не большее минуты — раздался сильный треск и сквозь веки и пальцы я ощутила яркую вспышку.

Дверь будки распахнулась, и я обернулась.

Андре осторожно выходил из нее: его голова и плечи все еще были покрыты коричневой бархатной скатертью.

— Как ты себя чувствуешь, Андре? Есть какая-нибудь разница? — спросила я, касаясь его руки.

Он было отпрянул, но зацепился ногой за одну из табуреток, которую я не удосужилась поднять. Муж сделал отчаянное усилие сохранить равновесие: бархатная скатерть медленно сползла с его головы и он тяжело упал навзничь.

Ужас, открывшийся передо мной, был слишком сильным, слишком неожиданным. Кстати, уверена, что даже если бы я знала, то шок бы оказался ни чуть не меньше. Я пыталась закрыть рот обеими руками, чтобы подавить вопли, и хотя пальцы уже кровоточили, все же продолжала кричать. Не могла отвести глаз о него и даже не могла их закрыть, хотя понимала, что если и дальше буду смотреть, то буду кричать до конца своих дней.

Это чудовище, это существо, которое было моим мужем, медленно прикрыло голову, поднялось, на ощупь добралось до двери и вышло. Продолжая кричать, я наконец-то смогла закрыть глаза.

Как истинная католичка, я верю в Господа и в лучшую загробную жизнь, но я молюсь сегодня только о том, чтобы умерла на самом деле и не было бы никакой другой жизни, потому что, если она есть, то мне никогда не забыть это!

Днем и ночью, во сне и наяву, я вижу это, знаю, что обречена видеть это вечно, может быть, даже в забытьи!

Пока же не умру совсем, ничто и никогда не заставит меня забыть эту ужасную мохнатую белую голову с низким плоским черепом, двумя остроконечными ушами и розовым влажным как у огромной кошки носом, а глаза! Скорее на месте глаз были два коричневых нароста размером с блюдце. Вместо рта — длинная волосатая вертикальная щель, из которой свисал черный расширявшийся к низу подобный трубе подрагивавший хобот и постоянно капала слюна.

Должно быть я потеряла сознание, потому что очнулась лежачей ничком на холодном цементном полу лаборатории, уставившись на закрытую дверь, из-за которой доносился стук пишущей машинки Андре.

Я потеряла дар речи и чувствовала себя полностью опустошенной. Наверное, я походила на человека, с которым только что случилось страшное несчастье, и он еще не совсем начал понимать, что произошло. Припомнился мне тогда мужчина — с глупым видом смотрел он на свою лежавшую на рельсах ногу, туда где только что прошел поезд.

Горло невероятно болело, и я подумала, не порвались ли мои голосовые связки и смогу ли когда-нибудь говорить вновь…

Стук пишущей машинки внезапно оборвался, и я почувствовала, что во мне снова поднимается крик, как вдруг из-под двери вылез лист бумаги.

Дрожа от страха и отвращения, я подползла и, не дотрагиваясь до бумаги, прочитала следующее:

«Теперь ты поняла. Бедная Элен, последний опыт оказался фатальным. Думаю, ты узнала часть головы Дандело. Когда я минуту назад входил в распылитель, у меня была голова мухи. Теперь от нее остались только глаза и рот. Все остальное заменилось на части кошачьей головы. Бедняга Дандело! Его атомы так и не собрались воедино. Сейчас ты осознала, что существует только одно возможное решение? Я должен исчезнуть. Постучи в дверь, когда будешь готова, и я объясню тебе, что ты должна делать».

Конечно, он был прав. Было бы глупо и жестоко настаивать на новом опыте. Дальнейшие эксперименты могли привести только к худшим последствиям.

Ошеломленная, я встала, подошла к двери и пыталась заговорить, но из горла не вылетело ни единого звука… Поэтому я постучала. Один раз!

Об остальном вы можете догадываться сами. Андре объяснил свой план в коротких записках, и я согласилась на все!

Голова моя горела, но тело бил озноб. Как заведенная, я пошла вслед за ним на притихший завод. Сжимая в руке, целую страницу разъяснений по поводу парового молота.

Когда мы проходили мимо пульта управления, Андре, не останавливаясь и не оглядываясь, показал на него рукой. Дальше я не пошла. Смотрела, как он подходит к этому ужасному молоту и останавливается перед ним.

Андре наклонился, тщательно обмотал свою голову скатертью и растянулся на поверхности.

Это было нетрудно сделать. Я убивала не своего мужа. Андре, бедный Андре, умер давным-давно, несколько лет назад, так мне казалось. Я просто выполняла его последнее желание… и свое тоже.