Мухобойка, соль и лошадь-качалка

– Еще бы! – вдохновлено воскликнул Аполлинарий. – Написать женщину – бурю, или мужчину – скалу…. Мне тогда казалось, что у меня это могло бы получиться. Но я переоценил свои силы. Как только я начал работу над первым портретом, в доме начали происходить странные вещи….

– Кто был вашей моделью?

– Рина. – Упавшим голосом ответил художник. – Мне она представлялась женщиной – яблоней. Весенней цветущей яблоней с тонким, но очень крепким стволом. Рина сочетает в себе нежность первых цветов и выносливость плодоносящего дерева, нарочитую, даже вычурную красоту и будничность пирога с яблоками. Кроме того, сами понимаете…. Яблоня!

– Первородный грех?

– Именно. – Улыбнулся Аполлинарий. – Тогда я был безумно влюблен в нее. Все в ней вызывало у меня восхищение! И голос, и простота общения и то, с каким восторгом она глядела на меня, признавая мое беспрекословное превосходство над ней.

– Отчего же вы говорите об этом в прошедшем времени? Любовь прошла?

– Да…. – замялся художник. – Мне не следовало бы с ней много общаться. Если бы я мог просто три раза в неделю в полном молчании писать ее, возможно, моя эйфория продлилась бы дольше. Но чем больше я узнавал эту женщину, тем меньше она вызывала во мне восторга. По сути, она оказалась такой же, как все. Я мог бы простить ее деланно простодушные манеры, ее приземленные суждения о мире, даже ее вульгарность во вкусе, если хотите…. Но простить отсутствие хоть какого-то полета истинного воображения, отсутствие внутреннего понимания сути подлинной – скрытой, неуловимой красоты искусства, вот этого самого дрожащего тончайшего нерва души живописи – я не смог. Для модели, как вы понимаете, я имею в виду – Модели с большой буквы, в ней не было ни грамма безумия! Той самой стильной сумасшедшинки, которая является приправой к блюду, острой, обжигающей губы приправой, которая, собственно и делает все блюдо. Рина оказалась обычной бабой, причем небольшого ума. И это все разрушило….

– Но вы успели написать портрет? – с интересом открыл глаза Даниил, чуть подался вперед. – Вы начали картину? Она существует?

– И да, и нет. – Уклончиво протянул Аполлинарий. – Я сделал несколько карандашных набросков. Сделал быстрый этюд маслом. Потом долгие два месяца я работал над живописным эскизом будущей картины. Это был небольшой холст с портретом Рины в полный рост. Но я не дописал его.

– Почему?

– Я не смог. Я, видимо, заболел….

– Что значит – «видимо»? – в бесстрастном голосе Гирса промелькнула недоумение. – Чем заболели?

– Я не могу это объяснить. – С мучительным стоном выдохнул Аполлинарий. – Просто однажды утром, войдя в мастерскую, я почувствовал чье-то явное, зловещее присутствие за своей спиной. Вы не можете себе представить, какого труда мне стоило заставить себя обернуться через плечо, посмотреть на противоположную стену, вместо того, чтобы сразу, не разбираясь в чем дело, с криком выбежать вон из дома!

– На стене что-то было?

– Да. – Художник вдруг задрожал, без сил упал в мягкое кресло у окна. Его лицо заметно побледнело, под глазами ясно обозначились темные круги. – Да.

– Что же?

– Там был огромный – с меня ростом – Нарисованный Человек.

В кабинете вдруг стало неуютно, тесно, зябко, будто пробежал по полу ледяной холодок. Штора над подоконником вздыбилась пузырем, потом затрепетала от порыва ветра. Аполлинарий вздрогнул, болезненно вскрикнул. Даниил поспешно поднялся на ноги, подошел к окну. Во дворе никого не было, только высокая луна плавно плясала на густых черных ветках высоких кустов.

– Это просто ветер. – Тихо сказал Гирс. Чуть отдернул штору, чтобы она больше не беспокоила нервного художника. – Уже почти ночь, стало прохладнее, сквозняк усилился. В этом нет ничего сверхъестественного и страшного.

– Простите. – Проскрипел Аполлинарий. – Видите, во что я превратился….

– Продолжайте свой рассказ. Может быть, еще можно все исправить.

– Спасибо. – Побледневшими губами прошептал художник. – Вы вселяете в меня надежду….

– Каким он был, этот Нарисованный Человек?

– Обыкновенным. Именно таким, как я рисовал его в детстве. Длинная толстая линия вместо туловища, еще четыре палочки – конечности. Непропорционально большая круглая голова. Но главное – это выражение его лица!

– Оно тоже было таким, как на первых рисунках?