Муки ревности

Она разорвала письмо на мелкие кусочки и, как конфетти, рассыпала их над кроватью. Затем в бешенстве упала на кровать и замолотила по ней руками и ногами. Слезы текли по щекам. В одно мгновение восхищение и любовь, которые она испытывала к Шаннон, утонули в потоке ненависти. Она едва не рассмеялась сквозь слезы, вспомнив о том, что отдала сестре остаток денег, накопленных на ботинки.

Выплакав все слезы, Керри встала с кровати. Теперь ей казалось, что она проплакала целую вечность неизвестно из-за чего. Убожество обстановки как никогда бросилось в глаза. Керри представляла себе, как Шаннон и Зан припеваючи живут в Сиднее, и подумала, что жизнь в Кунварре станет для нее совершенно невыносимой. Но сейчас по крайней мере было одно утешение: письмо Шаннон к Зану исчезло без следа, и никто никогда не узнает, что с ним случилось.

Через несколько дней Керри довершила то, что начала на дне рождения Генри, — потеряла девственность на сеновале у Дэна Роупера. Он взял ее с той грубостью, которая прекрасно соответствовала ее непокорному характеру. Глядя сквозь полуприкрытые веки на искаженное желанием лицо Дэна, Керри обнаружила в себе новое ощущение собственного могущества и пожалела о том, что ждала так долго.

Глава 3

Сидней, Австралия, январь 1977 года

Графиня Елена мчалась вдоль Оушн-стрит. Время от времени она посматривала на магазины, мысленно сравнивая их со своим собственным. И как обычно, с удовлетворением пришла к выводу, что бутик «У Елены» даже и сравнивать нельзя с другими торговыми заведениями. Весь облик графини демонстрировал ее представления о вкусе, оказавшем решающее влияние на сиднейское светское общество — от громадных украшений и гладкого светлого шиньона до лимонного платья, такого яркого, что с его помощью можно было останавливать движение.

Потрясшая Венгрию в 1956 году революция разрушила ее магазин в Будапеште. Но скоро графиня построила собственное королевство, находившееся за тридевять земель от политических потрясений — в процветающей, залитой солнцем Австралии. Для Елены вывеска в черную и белую полоску с ее именем, выведенным элегантными золотыми буквами, служила постоянным напоминанием о том, что за считанные годы она в таком жестоком городе, как Сидней, смогла не только выжить, но и преуспеть. Толкнув тяжелую стеклянную дверь, она вступила в прохладный салон, весь вид которого отдавал европейским шиком. Елена стала законодателем «высокой моды», за ней оставалось последнее слово в формировании имиджа самых влиятельных дам Сиднея. Она всегда следила за привозимыми из Италии аксессуарами — сумочками из крокодиловой кожи, мягкими, как шелк, лайковыми перчатками, модной обувью. Все это размещалось здесь — в позолоченных шкафчиках в стиле рококо.

Позвякивая браслетами, Елена остановилась, чтобы поправить стоящий в хрустальной вазе огромный букет из белых лилий. Пышные букеты были ее торговой маркой, одной из тех мелких деталей, которые говорили, что «У Елены» — это не столько магазин, сколько нечто вроде салона на парижском бульваре. В овальной комнате стояли кресла в стиле ампир, висела хрустальная люстра, а на полу лежал прекрасный французский ковер приглушенных тонов, своей изысканностью напоминавших Фрагонара. Здесь царили спокойствие, красота и порядок.

Графиня наметанным глазом мгновенно окинула весь магазин, убедившись, что ее помощница, которая должна была открыть заведение ровно в девять, делает все так же аккуратно, как и она сама. Вытащив книгу записей в белом кожаном переплете, она бегло просмотрела список намеченных встреч и прошла в рабочее помещение, находившееся в глубине зала.

— Дорогая, пока я не забыла, будьте добры заказать столик на двоих в «Ла козери» около часа дня. Где-нибудь в тихом уголочке. Мы с Джонкуил хотим поговорить, — сказала графиня с сильным акцентом.

Ее помощница вешала на плечики бальное платье — воздушное золотое кружево на тонкой кисее — от Джины Фраттини, при виде которого Елена замерла в изумлении. В памяти графини моментально возник список особо важных клиенток, в котором она отметила двоих, которые ради такого платья были бы готовы пойти на убийство.

— Разве может быть что-нибудь прекраснее этого? — вздохнула помощница, осторожно расправляя золотистые складки платья.

— Да, оно действительно великолепно!