Мулан. Герой из рода цветов

Последний отблеск солнечного света дрожал над земной поверхностью, вцепившись в небесный покров тонкими румяными пальчиками. Разлившееся красное сияние окружило ликующую Да-Цзи слабым ореолом, и её силуэт словно издавал неземное свечение, ещё более зловещее из-за её поразительной, безжалостной красоты. Колдунья бросила надменный взгляд на согнутую фигуру Лю Тин-Пиня, и в её глазах проскочила искра торжества.

– Ни один простой смертный не способен убить меня, – злорадно промолвила она.

Губы шире расползлись в улыбке, так что наружу показались зубы – все до единого. К ужасу Мулан, зубы эти вдруг стали расти, превращаясь в длинные острые клыки, и Да-Цзи снова обернулась Белой лисой.

Лицо превратилось в морду, улыбка – в звериный оскал. Одни глаза сохранили прежний дикий блеск и снова злорадно сверкнули на окончательно павшего духом Лю Тин-Пиня. Лисица подняла лапу и приготовилась нанести решающий удар.

Мулан затаила дыхание. Мгновение – и Белая лиса убьёт Лю Тин-Пиня!

– Не-е-ет! – закричала Мулан. Кровь кипела в жилах; внутри словно что-то разорвалось на куски. Она бросилась вперёд, схватила с земли деревянный меч. Вцепившись в рукоять обеими руками, она ринулась на Белую лису. Та с удивлением обернулась на несущуюся девочку и зашипела.

«Да как ты смеешь?» – читалось в её возмущённом взгляде, полном одновременно нового гнева и высокомерия. Она обнажила клыки и зарычала.

«Ну так умри».

И Белая лиса прыгнула на Мулан.

Сверкнули когти и клыки, с места сорвалась и потянулась к девочке разящая дуга – дуга вековой злобы, пропитанной издёвкой и насмешкой над невинностью. Зло, загнанное в прекрасную оболочку, бросилось на Мулан в дикой, кровожадной атаке.

Мулан издала гортанный, душераздирающий клич – это вырвалось наружу отчаяние и безрассудный, мятежный вызов. Внутри у неё всё пылало, в ладонях, сжимающих массивную рукоять, неистово билась кровь. Меч мелькнул в воздухе, и Мулан, будто наделённая какой-то небывалой силой, с размаху опустила его на Белую лису.

Деревянный клинок внезапно охватили языки небесно-голубого пламени. Мулан показалось, что меч довершил начатое движение сам по себе – сам вонзился в Белую лису, сам легко рассёк её, точно груду снега. Холодное пламя вспыхнуло живей и огромным костром охватило поверженную ведьму, заслонив её от Мулан столь яркой завесой, что девочка невольно сощурилась. Наконец неземной стон потряс остров, океан и мир вокруг и вонзился в небеса острым осколком.

Мулан крепко сжимала меч и не выпускала его – даже когда ледяное пламя перекинулось ей на руки, – и дикий вопль, исторгнутый столь близко, полоснул её уши небывало лютой ненавистью. Даже на языке почувствовалась горечь жестокости, заключённой в этом предсмертном крике. Нечеловеческая ярость и жажда насилия подкосили Мулан, и она упала на траву.

Но пока она падала – и опять неосознанно пыталась защитить Кролика от удара, – стон успел стихнуть. Голубое пламя без следа исчезло так же внезапно, как и появилось, и Мулан поняла, что лежит ничком, а в пальцах до сих пор зажата рукоять меча.

Разом придя в себя, Мулан снова вцепилась в рукоять что было сил и подняла голову. Беспокойно оглянулась в поисках Белой лисы, готовая нанести следующий удар. Но где же Белая лиса? Куда она пропала? Взгляд Мулан скользнул вниз по лезвию меча, и она увидала, что его тяжёлый конец лежит в луже чёрной липкой жидкости, по форме напоминающей лисицу.

Глава 64

Свершилось

Мулан рывком села и вытянула меч из чёрной лужи. От вязкой жижи исходил насыщенный томно-сладкий запах, и Мулан невольно отпрянула, узнав в этом знойном амбре сильно сгущённый аромат ядовитого мёда, которым когда-то собиралась её потчевать Да-Цзи. Отовсюду послышалось какое-то странное жужжание и гудение, и чёрный кисель начал подрагивать и трепыхаться. Из-под земли раздался жуткий треск, как будто она разошлась по шву, не в силах больше сдерживать натуги, и из болота ведьминой крови хлынули в разные стороны полчища жаб и пауков, да такие многочисленные, что ядовитые твари сновали друг по другу, в нетерпении пытаясь выбраться наружу. За жабами и пауками полезли гадюки и многоножки, а там и скорпионы – и пока они валили чёрными тучами, края мутной слизи постепенно сходились к центру, освобождая залитые места. Сотни и тысячи смертоносных гадов породила и выплюнула вонючая лужа, прежде чем уменьшилась до размеров пятна и, наконец, вовсе исчезла.

Мулан стояла, совершенно обомлев от ужаса. Меч сразил Белую лису – и Белая лиса... Да-Цзи... вернее, то, что от неё осталось... на глазах расползлось тучей поганых созданий. К горлу подступил комок отвращения, но Мулан, как околдованная, следила за мерзкой картиной, не в силах отвернуться, пока последняя ядовитая тварь не юркнула в ворох лотосов. Лишь когда её след затерялся где-то в дальних уголках сада – а точнее, под кустами любимых азалий самой Владычицы, которые, как выяснилось впоследствии, подхватили в тот день какую- то пакостную гниль, – лишь после этого с Мулан сошло оцепенение, и она обернулась.