Мультики

— Ты знаешь, брат, ты тоже хорош! — зачастил Сухомлинов каким-то извиняющимся торопливым говорком. — Сам виноват! Отвечать за свои поступки надо! А ты как думал? Напакостил и в кусты? Нет, брат, не выйдет…

И Сухомлинов, и Усы Подковой определенно вели себя как люди, которые прекрасно осознают, что совершают гнусный поступок, стыдятся его, но при этом ничего поделать не могут.

— Вы бы наручники хоть сняли, а? — Я постарался в интонациях отразить душевное превосходство лихого человека над юлящими слугами закона.

— Да, да, надо снять! — прямо-таки загорелся Сухомлинов, точно только и ждал от меня этих слов.

Усы Подковой оглянулся на диванную дверь, достал из кармана ключик от наручников и протянул Сухомлинову:

— Давай ты…

— А чего я? — насторожился Сухомлинов и даже отступил на шаг. — Ты ж его закрывал…

— Я в этом смысле, что ты наручники снимаешь, — предложил Усы Подковой, — а я в уборную зайду, будто мне надо… Идет?

Создавалось впечатление, что менты заключают между собой какую-то сделку, только непонятно с чем — то ли с подлостью, то ли с совестью.

— Идет, — решился Сухомлинов.

Я с удовлетворением размял освободившиеся запястья. И не потому, что браслеты натерли мне кожу. Это были инстинктивные, из глубины веков, движения заключенного, временно освобожденного от пут.

— Вот и хорошо. Посиди пока… — Усы Подковой выразительно на меня посмотрел, словно намекая на что-то, и закрылся в уборной.

Сухомлинов самозабвенно читал, повернувшись ко мне спиной:

— Среди многих направлений деятельности органов внутренних дел одним из приоритетных и наиболее значимых для нашего общества является профилактика правонарушений и преступлений среди детей и подростков… — Он искусственно кашлянул, коротко оглянулся. — Ведущая роль здесь принадлежит подразделениям по делам несовершеннолетних…

Я поднялся с места и тоже подошел к соседнему стенду. Первым на глаза мне попалась репринтная копия какого-то старого документа. Подражая Сухомлинову, я вслух сказал:

— Декрет о комиссиях для несовершеннолетних от 14 января 1918 года… — Но к сожалению, сам декрет прочесть было невозможно — шрифт состоял из мельчайших расплывчатых буковок.

Я сделал пару шагов в сторону и оказался рядом с входной дверью. При желании я мог бы рвануть на улицу.

Сухомлинов точно прочел мои мысли и переместился от меня еще на один стенд:

— А вот поэзия. Настала ночь. Ни звезд, ни месяца. Сомкнули очи сонные дома. Но кое-где окошки светятся. Ученье — свет, а неученье — тьма… — Он снова стрельнул глазами, как бы приглашая меня к поступку.

Все это было очень настораживающим. Я сразу вспомнил о милицейских хитростях, позволяющих усугубить вину задержанного, и решил не поддаваться на очевидную провокацию. Во дворе стоит машина с Берсеневым, возможно, подъехал дополнительный наряд, и только я рвану, меня еще на ступенях перехватят, но тогда это уже будет побег.

Сухомлинов, увидев, что я вернулся на место, дернул головой как ужаленный конь. В голосе его звучало отчаяние:

— В системе органов внутренних дел были созданы одними из первых и имеют богатейшую историю подразделения…

Усы Подковой спустил воду. Унитаз зашумел так, словно сошла с горы снежная лавина.

— В мае одна тысяча девятьсот тридцать пятого года постановлением ЦК ВКПб были организованы секции по борьбе с детской беспризорностью и правонарушениями несовершеннолетних…

В уборной звенела водой раковина. Усы Подковой мыл руки. Я слушал Сухомлинова, и меня распирала гордость от того, как я легко раскусил подлый ментовский план.

— Огромный пласт советской литературы и кинематографа, посвященный проблеме воспитания подростков, давно стал классикой, полюбившейся не одному поколению. Фильмы «Путевка в жизнь» и «Заключенные»…

В этот момент отворилась канцелярская дверь, и показался старлей. Сухомлинов умолк. Выскочил из уборной Усы Подковой, точно он, притаившись, ждал появления старлея, и произнес с досадливым удивлением:

— А ты сознательный оказался, Герман. Молодец. Пойдешь на перековку. Только нас в этом уже не вини… — а Сухомлинов развел руками с видом хирурга, сделавшего для безнадежного пациента все возможное.

В прихожую вслед за старлеем вплыла грушеобразная тетка лет сорока с небольшим, вполне миловидной внешности — ей шли и фиолетовые тени, и прическа корзиночкой, и серьги с рубиновыми камушками. Все портили мужицкие, грубой формы малиновые щеки, поросшие белесым пушком, в котором наподобие цветочной пыльцы застряли комочки пудры. Вообще, если бы не китель с капитанскими погонами, ее можно было бы принять за какую-нибудь добродушную гражданскую бегемотиху, старшего товароведа из «Детского мира» или бухгалтершу.

— И кого это мне привезли? — певуче спросила толстуха.

Вопрос явно был риторическим. Старлей наверняка все обо мне рассказал.

— Германа Рымбаева привезли, — поддержал игру старлей. — Знакомься, Герман. Старший инспектор и капитан милиции Данько Ольга Викторовна.

— Так слишком официально. — Тетка отмахнулась. — Ко мне можно обращаться просто, по имени-отчеству.