Мультики

Я заметил, что произошла очередная подмена с пропорциями. В жизни я был почти одного роста с папой, а на картинке почему-то едва доходил ему до груди. Диафильм сознательно сделал меня маленьким. Но мне уже было не до правдоподобия, я чувствовал, что произошло нечто куда более ужасное…

"Вот, теперь ваш Герман снова с вами, — радостно сказала Ольга Викторовна. — Теперь все будет хорошо!.." — "Разум Аркадьевич, Ольга Викторовна, а можно эту ночь и воскресенье Герман еще останется с нами? — спросил отец. — А утром в понедельник мы его приведем". — "Заодно и вещи ему соберем, одежду, и перекусить что-нибудь", — умоляюще прибавила мать.

Разумовский и Данько переглянулись.

"Лично я не возражаю, — сказал Разумовский. — Ольга Викторовна, а вы как считаете?" — "Я не против. Так даже проще. Я пока документы на него оформлю, комнату приготовлю…"

— Герман вприпрыжку подбежал к вешалке, сорвал свое пальтишко, нахлобучил шапку: "Тогда до скорого, Разум Аркадьевич!" — задорно крикнул он. — "До понедельника!" — улыбнулся воспитатель. — "Спасибо вам, — произнес отец. — За все спасибо!" — "И низкий земной вам поклон…"

Мама церемонно, с рукой, поклонилась, как солистка танцевального коллектива "Березка".

"Мы проводим вас", — предложил Разум Аркадьевич. Родители вывели Германа на крыльцо. Вслед за ними вышел Разумовский, галантно придерживая тугую дверь для Ольги Викторовны. Она, словно бурку, накинула на плечи полушубок…

Ночь в диафильме походила на новогоднюю открытку — золотой месяц в россыпи звезд, крупные, напоминающие стружки, снежные хлопья. Кирпичную стену, мусорные баки и кусты покрывали белые папахи.

— Герман вприпрыжку сбежал по ступеням крыльца. — "Осторожнее, — предупредила Ольга Викторовна. — Здесь может быть скользко". — Родители осторожно спустились вслед за сыном и крепко взяли его за руки…

Я снова поразился своей нарочито дошкольной комплекции — Герману на картинке можно было дать как десять, так и шесть лет.

Крупный план показал Разумовского, машущего рукой.

"До понедельника, Герман!.."

Родители уводили своего уменьшенного сынка, густой снег противно поскрипывал в унисон с таким же скрипучим колесиком диапроектора. За кадром звучал голос Разумовского, исполненный прощальной задушевности:

— На всю жизнь запомнил Герман удивительную встречу с замечательным человеком — Разумом Аркадьевичем. Мудрый педагог смотрел мальчику вслед. На сердце у него было светло. Разумовский знал, что за коротким расставанием будут новые встречи, долгая плодотворная работа и завтрашняя радость!..

Нарисованный оглянулся. На его маленьком хитром личике я увидел злую ухмылку. Больше он не оборачивался.

На экране Рымбаевы благополучно удалились. Но живой настоящий Герман Рымбаев так и остался в Детской комнате милиции… С убийственной ясностью я понимал, что топчущимся на крыльце воспитателям это тоже прекрасно известно.

Разумовский и Ольга Викторовна обменялись долгими проницательными взглядами. Уголки губ Ольги Викторовны дрогнули, потянулись вверх. Разумовский в ответ расплылся в радостном собачьем оскале. Ольга Викторовна распахнула рот, точно хотела откусить половину яблока, и захохотала. Спустя мгновение таким же неудержимым гоготом разразился Разумовский. Нечеловеческое веселье согнуло их пополам…

Лишь однажды я слышал подобное, когда мы с ребятами еще в конце сентября были в зоопарке. Лысому стало скучно, и он принялся стучать палкой по клетке с павианами, чтобы расшевелить их. Самцы и самки подняли жуткий обезьяний гвалт, подхваченный в соседних вольеpax. — Истошно, будто их облили бензином и подожгли, визжали макаки, заголосили павлины, на их вопли отозвались звонким тявканьем лисицы и шакалы…

Такими же во всю пасть оскаленными звуками смеялись Ольга Викторовна и Разум Аркадьевич. Старший инспектор вылаивала короткие трели и в изнеможении колотила рукой по перильцам, Разумовский верещал всем выдохом и рыл ботинком крыльцо. Но самое страшное, этот хохочущий дуэт находился уже не в пространстве диафильма, а за окном с безвоздушной чернотой.

— Ну что, Разум? — произнесла наконец Ольга Викторовна. — Пошли, что ли?!

— Пошли. — Разумовский утер выступившие слезы, выпрямился. Теперь они смотрели прямо на меня. Их лица все еще сотрясал смех. Они сделали шаг, быстрый кадр показал их со спины. Разумовский и Ольга Викторовна проследовали в дом, входная дверь захлопнулась. Крыльцо опустело. Я знал, куда они идут — в детскую комнату, ко мне, беззащитно сидящему на колченогом стульчике перед экраном…

В какую-то секунду мелькнула мысль, что такого быть не может, ведь Разумовский обязан находиться у диапроектора. Я оглянулся, чтобы убедиться в этом. Стульчик резко качнуло назад…

Из диапроектора бил выхлопной столб электрической пыли. Разумовского в комнате не было.

Зато ожили страшные черные окна — за ними виднелась ночь с крупным месяцем, звездами и снегом, проступали черные контуры деревьев и кирпичный забор…