Муос

Через день на место умершей женщины-мутанта положили девочку. Ее принесли в монастырь родители и брат из какого-то далекого неметрошного поселения. Аннушка пошла на запах мутировавшего гриба-пеницилла и, не удержавшись, схватила пудинговую грибную массу. Стрекала грибницы впрыснули в ее руку парализующий яд, и она упала лицом прямо в плесень. Ее успели вытащить, местный фельдшер кое-как очистил ее лицо и руки от грибницы. Но гриб успел переварить значительную часть плоти. Несчастные родители и брат девушки, рискуя собой, принесли ее из далекого поселения в монастырь. Анастасия сделала ей операцию, вырезая поврежденные ткани, но было уже поздно. Девчушка медленно умирала.

Ей было лет тринадцать, не больше. Может быть, прежде она была красива, но сейчас на ее исковерканное грибом и последующими операциями лицо было страшно смотреть. Только глаза — большие голубые глаза, беспомощно смотрели на Радиста.

Ей было больно, но она не плакала, не жаловалась и ничего не просила. Когда Радист смазывал рубцы на ее лице обезболивающей мазью, она не сводила с него глаз. Однажды она произнесла:

— Ты похож на моего брата. Ты такой же красивый, сильный и добрый.

В следующий раз она попросила его рассказать про себя. Радист пытался объяснить, что ему некогда, но другие больные тоже хотели побольше узнать про загадочного послушника. Они настаивали и вынудили-таки Радиста сдаться.

Игорь стал рассказывать. Он ничего не скрывал и не приукрашивал. Не стесняясь, рассказывал и про свою трусость в битве со змеями и диггерами, и про пленение ленточниками. Рассказал, что он был сыном фашистки, рассказал, чем занималась его мать. Рассказал про Москву. Свободного времени было мало, поэтому рассказ растянулся на несколько дней.

Больные, кто был в сознании, замирали, слушая его. Их боль, страдание, шаги приближающейся смерти затихали, когда они слушали эту сагу, участником которой был рассказчик. Они чувствовали и себя причастными к ней.

Свою боль Анна переносила терпеливо. Но когда она слушала о гибели Светланы, у нее потекли слезы. Она сказала:

— Если бы я могла, я бы стала для тебя Светланой. Поверь мне — я сильная и тоже могу по-настоящему любить; и тоже смогла бы умереть за тебя и за Муос. Но, к несчастью, я беспомощна и умираю вот так…

Однажды Радист, развешивая бинты возле палаты, слышал, как во время вечернего обхода отца Тихона больные, особенно Анна, просили священника помолиться за «нашего брата Игоря».

* * *

Анне становилось все хуже. Она уже еле дышала. Игорь не отходил от нее. Она из последних сил протянула свою слабую руку к руке Радиста. Он осторожно взял ее ладонь и не отпускал. А потом почувствовал знакомое крестообразное движение ее указательного пальца. Сестра Марфа, которая по вечерам приходила на несколько часов подменять Радиста, увидела его у постели Анны и ничего не сказала. Весь вечер она сама хлопотала возле больных, а Радист сидел с Анной.

Ночью девушка умерла.

Игорь сам вынес Анну и положил на столешницу для отпевания усопших. После панихиды к нему подошел отец Тихон.

— Чего ты не пришел ко мне? Десятый день уже.

Радист молчал, ему было не до решения глобальных вопросов. Он и вправду забыл, что сегодня был последний день второго срока послушания. Старец, видя настроение Радиста, сказал:

— Ладно, освободишься — заходи. Я думаю, ты уже готов получить ответы.

Игорь с грустью посмотрел на палатку тяжело больных — он не знал, как им сообщить о своем уходе. Это противоречило здравому смыслу, но он по-настоящему привязался к этим людям. И он, неожиданно сам для себя, выпалил:

— Отец Тихон! Я понял! Я — никчемный, эгоистичный болван, возомнивший себя Присланным. Я хочу… остаться в монастыре.

Монах помолчал, взглянул на него пристально.

— В монастыре тебе остаться нельзя… Пока — нельзя. Ты еще не сделал того, что должен сделать. И ты не выполнил свою клятву.

— Откуда вы знаете про мою клятву?

— Я знаю о тебе больше, чем ты сам о себе знаешь… Тебе предстоит трудная задача. Ты соберешь народы Муоса и поведешь их биться с ленточниками. А там пусть будет так, как поется в Поэме диггеров: «…и тогда посмотрит Бог — нужен ли ему Муос».

— Как я их поведу? Я не солдат. Я не умею драться.

— В твоей слабости — твоя сила.

— Не понимаю.

— Ты был среди своих самым слабым, но ты единственный, кто остался жив. Ты не умел драться, но дошел до цели. И ты никого не убил, я это вижу: на тебе нет крови.

Радист как-то не задумывался об этом раньше, но старец был прав: он прошел столько кровавых боев и смертельных опасностей, но ни разу никого не убил: ни человека, ни зверя. А отец Тихон продолжал: