Муравьиное масло

В темноте собака казалась ростом с теленка. Она с громким лаем прыгала на забор, визжала, крутила хвостом.

— Чего радуешься? Загнала на верхотуру… — пыхтел Гошка, устраиваясь между остриями затесанных под углом досок. — Вот тебе и елка! Теперь будем здесь до утра сидеть, словно бандиты какие. — Он посмотрел вниз и крепко прижал к себе драгоценную коробку с тортом.

Собака перестала прыгать, задрала голову кверху и протяжно завыла.

— В-воет… — заикаясь, пробормотал Гошка. — Овчарка… волчьей крови. Такой попадись — пуговиц не оставит.

Севка погрозил собаке кулаком.

— Чудище!.. Только и умеешь на мирных прохожих зубы скалить… Жаль, палки нет, а то бы я ожег тебя поперек спины.

Собака залаяла снова.

— Не умеешь с овчарками разговаривать, — не берись! — Гошка подтянул ноги чуть ли не до самых ушей. — С ними ласково нужно. Это тебе не дворняга… Собаченька, — запел он медовым голосом, — Джульбарсик, Пиратик… Ну, хороший, уберись, откуда пришел…

Собака стояла под забором, и на снегу была видна только ее косматая тень, и тень эта бешено крутила хвостом.

— Ишь, нервничает… Сейчас мы тебе конфеток дадим… Севка, давай конфеты!

— А где я их возьму?..

Гошка подтянул ноги еще выше.

— Заборы какие-то острые, сесть по-человечески нельзя… Собаченька, ты уйди. Мы тебе завтра чего-нибудь принесем вкусненького… Может, ты тортика хочешь?..

— Он же общественный! — заерзал на своей доске Севка. — Этот крокодил чего хочешь сожрет…

— Молчи… Нам только бы удрать, а потом пускай ищет… Ну, Джульбарсик, — Гошка вытянул руку с коробкой. — Видишь, какой большой… Тут тебе на всю ночь хватит. Как ты уйдешь, мы слезем и… и оставим тебе…

Внезапно собака высоко подпрыгнула. Гошка в страхе уцепился за доску — белая, перевязанная ленточкой коробка полетела вниз.

— То-о-орт!!! — заорал не своим голосом Севка и бросился вслед за коробкой.

Гошка в ужасе закрыл глаза. Он слышал, как кричит под забором Севка и как радостно повизгивает собака. Он еще крепче вцепился в доску.

— Все!.. Загрызет и тортом закусит!..

Но внизу творилось что-то непонятное.

— Отдай! — выкрикивал Севка. — Отдай, тебе говорят!.. Гошка!.. Да быстрее же!.. Заходи с хвоста!..

— Сейчас зайду… зайду… — закричал Гошка, но пальцы его все еще крепко держались за доску. Когда же он, наконец, спрыгнул, то в первую очередь увидел торт. С одной стороны за тонкие голубые ленточки его тянул Севка, с другой… С другой стороны был не Джульбарс, не Пират, а вывалявшийся в снегу Ганька.

— Вот тебе и волчья кровь!.. Ганька!.. Ах ты, дворняга, ах ты, обжора!.. Торта захотел?..

Услыхав в голосе своего хозяина грозные ноты, Ганька так сильно дернулся, что ленточки лопнули, и коробка с надписью «Главхлеб» шлепнулась на дорогу. Крышка отлетела, и торт вывалился прямо розой в снег. Сразу же над ним столкнулись три лба, четыре руки и две лапы. Торт не выдержал и расползся в бесформенную лепешку…

Гошка с визгом вцепился в Ганькину шею. А Севка поспешно сгреб торт обратно в коробку.

Скоро все трое шагали по дороге. Ганька шел посередине и, важно задрав хвост, нес в зубах помятую, кое-как перевязанную коробку с тортом. Ребята молчали. А что им оставалось делать!..

Рябиновая ветка

За лесом прокричал паровоз. Зычный басовитый гудок запутался в мохнатых еловых лапах, и до деревни долетело только глухое, усталое «Уу-у-у-у…»

— Скорый прошел… Четыре часа уже… — Володька сел на край канавы, свесил ноги в широкие, жилистые лопухи и лениво, одним глазом посмотрел на Симку.

Симка пыталась схватить прилепившуюся к высокой травинке пеструю, рогатую гусеницу, сложила щепоткой пальцы, надула щеки.

— Р-раз…

Гусеница угрожающе выгнула спину.

Симка отдернула руку, покосилась на брата.

Володька сплюнул, не разжимая губ, и сильно поддал по травинке ногой… Гусеница перелетела на другую сторону канавы.

Остренькие Симкины реснички задрожали, нижняя губа, став квадратной, дернулась, поползла к подбородку.

— Только зареви, — встану и совсем раздавлю твоего червя…

Симка шмыгнула носом, подобрала губы и повернулась к брату спиной.

— Во-олодька-а!..

От колхозного гаража, размахивая руками, мчался Володькин дружок — Ильюшка Шершень. Загорелый, в отцовской тельняшке, с желтыми патлатыми волосами и облупленным до ссадин носом, Шершень затормозил у канавы пяткой…

— Стоп, машина!.. Володька, кончай антимонию разводить. Айда на станцию!.. Там сегодня кино показывать будут.

— Не могу, — Володька отвернулся к забору. — За Симкой глядеть надо…

— Чего за ней глядеть-то?.. Не украдут, небось… — Шершень покружил вокруг Симки, потрогал зачем-то ее плечи, приподнял подбородок и заглянул ей в глаза. — Заберем с собой!.. Сейчас со станции шофер приехал, говорит, про шпионов картина.

Володька приподнялся.

— Честное слово?..

— Чтоб мне ни разу в кино не ходить!.. Чтоб меня…

— Ладно… — Володька задумчиво поскреб исцарапанное колено. — Все равно с Симкой нельзя, — не дойдет она…

Шершень тряхнул головой.

— Дойдет, она выносливая.

— Я может, еще дальше твоего дойду, — заявила Симка.

Володька метнул на нее уничтожающий взгляд: