Мурлотик

Первое время Валю бездетная и беззаботная жизнь устраивала. Вместе с Шуркой они по профсоюзной линии объездили весь Советский Союз, изучали географию на вкус, пробуя рижский бальзам, самаркандский плов, ереванский коньяк и грузинские хинкали. В мае отправлялись в Ялту смотреть, как цветет иудино дерево, а в октябре в Абхазию – любоваться спеющими мандаринами. Они свысока поглядывали на друзей, поэтапно переживающих колики, зубы, прививки, драки, двойки, свидания, экзамены и поиски смысла жизни своих чад. Пока Валина одноклассница Галка не позвала на дачу – праздновать свадьбу дочери, которая еще вчера была капризной надоедливой кнопкой, а теперь оказалась молодой женщиной, туго затянутой в кримпленовое платье. Шурка впервые за много лет напился, тянулся к коленкам свидетельницы и в итоге подрался с неопознанным родственником, которого не признали ни жених, ни невеста. Валя увела его гулять по дачному поселку, пахнущему яблоками и землей. Шурка шептал «лапуля», плакал и послушно шел за ней. Вдруг он остановился и позвал: «Кссс-кссс!..» И из-под куста сирени выскользнул нарядный котик – сине-черная атласная спина, белоснежная манишка. Шурка сграбастал его, прижал: «Смотри, какой! Давай возьмем?» И неожиданно нежно, по-детски загудел: «Мурлотик!» На последней электричке они приехали в Москву, передавая Мурлотика друг другу, а он довольно мурчал все громче и громче. Дома он тактично удалился на кухню и прокрался в комнату, когда Шурка с Валей наконец уснули. Вале снился живот – он рос и шевелился, наливался тяжестью, а внутри спал крошечный черноволосый мальчик. Последующие девять месяцев Валю обидно называли старородящей, пугали болезнями и уродством, настоятельно рекомендовали аборт, а потом ядовито осведомлялись, кем она приходится этому чернявому парню – мамой или бабушкой. А Шурка сходил с ума от счастья и старался зафиксировать на пленке каждую минуту их общей жизни. Требовал неподвижности, а сам долго-долго выставлял фокус, расстояние, диафрагму. Первым улепетывал Мурлотик, за ним из-под прицела объектива сбегал я – и оставалась одна растерянная Валя, не любившая изображение своего старения.

Мой кот пришел ко мне совсем недавно. Кругломордый, похожий на задумчивого филина. Когда я сажусь за компьютер, он неотрывно смотрит в монитор, следит за появляющимися буквами. Потягивается и проваливается в дремоту под шуршание клавиатуры. Я фотографирую – как он спит, закрывшись мохнатой лапой от света лампочки. Как он сражается с пылесосом или ловит мух. Как он пьет воду, изгибая розовый шершавый язык. Как он лежит посередине стола – будто главное украшение. Я пишу о нем в «Фейсбуке». Мой пароль – его имя и дата нашего знакомства. На моем аватаре – его профиль. Десять тысяч читателей знают, что вчера он разбил вазу, а сегодня стал охотиться на сантехника, пришедшего чинить кран. Если внимательно всмотреться в его фотографию, которую я выложу завтра, то можно будет заметить меня.