Мусорщики "Параллели" VII

Дэвид уже дотронулся до виска, как из восковой массы приподнялась изуродованная, потёкшая фигура. Совершенно новая фигура: хрипящая и стонущая. В отличие от прошлой фигуры, новое тело куда больше походило на человеческое, но оно всё ещё было гротескным, текучим и расплавленным. Вот от фигуры отделилось то, что можно было назвать руками. Они дотронулись и прикрыли то, что напоминало голову: шар из множества кривых жёлтых наслоений и подтёков. Оно чуть согнулось и начало вздрагивать «плечами». До Дэвида донеслись приглушённые звуки похожие одновременно на всхлипы и причитания.

«Что такое? Оно горюет?» — удивился Дэвид, снова заворожённо наблюдая за новой формой существа из Пандорума, но тут он заметил нечто странное. Теперь тело твари больше походило на женское, только теперь фигура словно была редуцирована, стремилась к бесполому, к нулю. И самое странное: этот голос и эти очертания Дэвиду до жути напомнили голос и фигуру Глицинии.

Существо опустило руки и запрокинула назад подобие головы, и Шепард вновь услышал звук, нелепый и одновременно жуткий: урчание пустого желудка. Тварь уже не раз урчала до этого, однако в этот раз Шепард почувствовал, как в его теле застыла кровь, и он задрожал всем телом.

Из уха вылезла Паутина, и застрекотал голос Чуви: встревоженный и окутанный помехами. Но Шепард его не слышал, так как он не мог оторвать взгляда от нового жуткого зрелища.

По всему телу существа появилось множество ртов. Все они был разные: маленькие, пухлые, дряблые, безгубые, с острыми зубками и беззубые, широкие и тонкие. А там, где должен был находиться желудок, показалась ещё одна щель. Она раскрылась, и вновь появился круглый выпуклый бледный глаз. Тварь встала, расправила руки, и рты начали щёлкать, чмокать, стучать, трещать, а потом, на долю секунды, все они замерли. Ещё секунда, и рты широко раскрылись, и хрипло, с жадностью, начали всасывать воздух.

И снова! Мир снова вздрогнул, снова начал плавиться и плыть. Только если до этого тварь просто переваривала и поглощала мир вблизи себя, то, Дэвид готов был поклясться, если её не остановить, в течение нескольких минут она поглотит всё вокруг себя в радиусе нескольких километров.

Дэвид должен был что-то предпринять или… сбежать? Нет! Он должен остановить тварь. Теперь Дэвид это понимал. Это существо — часть той истины, к которой он так усердно стремился. Однако он не смог двинуться с места, хоть его тёмная сущность, дёргаясь на цепи, взывала к действию. Умоляла его наброситься на чуждое этому миру создание. Утверждало, что оно слабее его, что оно боится его и только поэтому предпочло наброситься на Глицинию.

«Но так ли это?»

Дэвид, по-прежнему стоя на одном колене, заворожено наблюдал за тем, как разрушался и плавился мир, превращаясь в жуткую серо-зелёную кашу, стекаясь к монстру и исчезая в нём. Его одежда тоже начала разрушаться, как и АЛТ с перчатками, а он, прикрываясь руками, так и не смог заставить себя двинуться с места. Шепард не мог понять, что его парализовало. Страх перед тварью он смог победить, а инстинкт, говоривший ему о том, что существо может его погубить, не смотря на его «вечность» был подавлен доводами его тёмной личности, и всё же что-то его сдерживало. Какой-то внутренний стержень заставлял его не двигаться.

«Ещё чуть-чуть, сын, ещё чуть-чуть, и тогда его можно будет обратить, а пока жди»

— послышался в его голове столь знакомый и столь ненавистный голос отца и, сам того не ведая, Шепард взвыл от тошнотворного озарения.

«Ты снова пытаешься меня контролировать, отец? Ну уж нет!» — взревела мысль в голове Дэвида, и он устремился к твари, обнажённый, выставив перед собой руки.

И в этот момент кто-то его крепко схватил за плечо и оттолкнул назад. Это был Чуви: с небывалой решимостью на лице и с чем-то ещё, плохо различимым, похожим на сострадание. Он устремился к твари. Шепард увидел, что тело мусорщика было сильно изранено. У него были оголены рёбра и вырваны целые куски мяса, а кожа почти везде была иссечена и покрыта засохшей кровью. Одежда Чуви превратилась в лохмотья и, оплетаясь змеями вокруг его тела, шевелилась против всех законов бытия. И ни следа регенерации или работы Лицензии.

Мусорщик стремительно шёл к порождению Пандорума, словно обычный солдат на заведомо проигранную битву, где его ждёт смерть. Чуви выставил перед собой левую руку, покрытую татуировкой шипастой лианы, будто в последнем отчаянном жесте. Но Дэвид, на автомате войдя в обострение, заметил, что с его рукой было что-то не так: татуировка ярко светилась и от неё исходили молнии.

Дэвид падал и падал, и он видел, как Чуви остановился и упёрся ногами, как обхватил правой рукой левую руку, выше локтя, как у него вздулись вены и напряглись мышцы, как татуировка всё сильнее и сильнее наливалась светом: почти тошнотворным, почти нестерпимым.