– Я твоя женщина. Думаю, я всегда была твоей женщиной. Не знаю, что из этого получится, но я хочу стать твоей женой, здесь, сейчас.
– Ты уверена, милая? Если кто-то узнает об этом, тебя ждет ужасная смерть.
– Быть без тебя – куда страшнее любой смерти, какую только может придумать Каш. Я понимаю, что так не может продолжаться вечно, но позволь мне эту ночь быть твоей женой. Покажи мне, каково это, Доули, покажи…
Дориан сбросил одежду на песок, положил на нее Ясмини и медленно, с бесконечной нежностью занялся с ней любовью, и луна стала свидетельницей заключенного между ними брака.
В последующие дни Дориан оказался по горло занят подготовкой к походу за пролив, на материк. Он купил всех вьючных животных, каких можно было найти на Ламу, приобрел верховых лошадей, а потом отправил одного из капитанов с тремя дау на юг, к Занзибару, за такими же приобретениями. Он также скупил горы зерна и товаров для торговли.
Каждый день он проводил по несколько часов за разговорами с арабскими торговцами, на чьи караваны нападали грабители. Дориан старался выяснить, что представляют собой эти разбойники, как они вооружены, как именно действуют во время нападений. Он подсчитал потери арабов, и они его потрясли. Украдено было золотого песка более чем на три лакха рупий, двадцать семь тонн свежей слоновой кости и почти пятнадцать тысяч только что пойманных рабов. У калифа имелись все причины для тревоги.
Что до самих мародеров, то о них говорили неопределенно и противоречиво. Кто-то заявлял, что это были белые, европейцы, с черными лучниками и копьеносцами. Другие твердили, что это просто дикари, сражающиеся дубинками и луками.
Один араб рассказал, что грабители нападают только ночью, когда караван разбивает лагерь. Другой утверждал, что бандиты устраивают засады днем, убивают всех арабов и что из его каравана спастись удалось лишь ему одному. Еще один торговец поведал, что его и всех его людей пощадили и отпустили, отобрав все имущество.
Дориан понял, что узнать наверняка ничего не удастся.
Ясно было только одно: мародеры появлялись, как лесные джинны, из джунглей на юге и там же исчезали.
– А что они делают с захваченными рабами? – спрашивал он, но арабы только пожимали в ответ плечами. – Они ведь должны их где-то продавать? – настаивал Дориан. – Им нужна целая флотилия больших кораблей, чтобы перевезти такое количество.
– Нигде у Берега Лихорадок такого флота не видели, – отвечали ему.
Недоумение Дориана все усиливалось.
Он получил слишком мало сведений, чтобы строить определенные планы. И он решил просто сосредоточиться на защите караванов, чтобы снова отправить их в путь, потому что торговля почти замерла. Перед лицом таких тяжелых потерь лишь немногие арабские торговцы из Ламу и Занзибара выражали готовность рискнуть и вложить деньги в новые экспедиции.
Другая часть подготовки Дориана касалась войны с бандитами: он намеревался проследить за ними до их крепости, загнать, как диких зверей, и уничтожить. Для этого он призвал разведчиков и проводников караванов, которые бездельничали из-за угасания торговли.
Дориан не мог начать поход, пока не изменится погода на материке, потому что стояло время Большой Воды, когда низкие прибрежные районы заливало дождями, и Побережье Лихорадок более чем оправдывало свою пугающую репутацию. Однако ему следовало быть готовым к отплытию, как только утихнут дожди и снова начнет дуть ветер кази.
Мысли о кази каждый раз возвращали Дориана к мыслям о Ясмини. Тот же самый ветер должен был унести ее на корабле на север, к замужеству. От этого все внутри Дориана сжималось от гнева и разочарования.
Он даже подумывал о том, чтобы написать калифу в Маскат и попросить его отменить эту помолвку. Он даже прикидывал, не признаться ли приемному отцу в своей любви, не попросить ли разрешения жениться на Ясмини.
Они встречались каждую ночь после наступления темноты, но когда Дориан рассказал девушке о своей идее, Ясмини пришла в ужас и задрожала от страха.
– Я тоже думала об этом, Доули, но если наш отец хотя бы заподозрит об отношениях между нами, то, как бы он ни любил тебя, честь заставит его сообщить обо всем муллам, и тебя будут судить по законам шариата. И приговор для нас обоих может быть только один. Нет, Доули, так ничего не добиться. Наша судьба в руках Бога, а Он не всегда милосерден.
– Я увезу тебя, – заявил Дориан. – Мы возьмем одно из моих дау и несколько лучших моих людей и просто уплывем, найдем какое-нибудь место, где сможем жить и любить друг друга.
– Нет такого места, – грустно ответила Ясмини. – Мы оба мусульмане, и в мире ислама нам негде спрятаться. Мы станем отверженными и вечными бродягами. А здесь ты великий человек, а скоро еще больше прославишься. Тебя будут любить и уважать и отец, и весь народ. Я не могу допустить, чтобы ты отказался от всего ради меня.
Немалую часть драгоценного времени они тратили на обсуждение своего весьма непростого положения. Лежа в лунном свете в объятиях друг друга, они шептались без конца.