Мустанг

Мне в жизни ничего не давалось легко. Только дороги — бесконечные и пыльные, то удушающая жара, то мучительный холод. Совсем мальчишкой я отправился на Запад. Дома нечего было есть, и, когда уехал, одним ртом стало меньше. За последние несколько лет можно пересчитать по пальцам ночи, которые я провел под крышей. Мы, Сэкетты с Клинч-Маунтинс, народ добрый, незлобивый, лишь победнее да погрубее, чем Сэкетты с Камберленда или равнин.

Слой плодородной почвы на наших родных холмах слишком тонкий, поэтому родственников у нас больше, чем колосьев на поле во время сбора урожая. Но мы — люди гордые. А в те дни гордость защищали оружием. Не утверждаю, что это правильно. Однако что было, то было, хотя перестрелки случались не только во времена кровной мести между кланами у нас в Теннесси и не только на Диком Западе. За свою честь сражались по всей стране и, говорят, в Европе тоже.

Сам Эндрю Джексон[1]

, тот, который был президентом, дрался на дуэлях и даже убил Чарльза Дикинсона. Ему прострелили плечо при выяснении отношений с Бентонами, и ходили слухи, что он участвовал в ста трех поединках: как дуэлянт, секундант либо просто зритель.

И он был лишь один из тысяч. Немногие известные люди избежали дуэлей из-за оскорбления или клеветы, когда стали заниматься политикой. Если кого-то обзывали лжецом или как-то иначе задевали его достоинство, а он отказывался драться и об этом становилось известно, такому человеку невозможно было оставаться в обществе. Мне тоже пришлось защищать свою честь на дуэлях и в драках. После окончания кровной вражды с Хиггинсами драться приходилось с такими же, как я, жесткими и грубыми людьми, ведущими такой же суровый образ жизни. Так что прослыть преступником в наших местах — раз плюнуть. Я не старался получить это «звание». Так вышло.

Куда ни глянь — простор до самого горизонта. На плоской как стол равнине — ни деревца, ни кустика, лишь низкая пыльная трава да молочно-голубое небо.

Я снял свою старую изношенную шляпу и вытер пот. Эта шляпа никогда не отличалась изысканностью формы, а дырка от пули, посланной перед смертью воином кайова, не прибавила ей красоты.

Шляпа испортила мне настроение. Каждый в этой жизни имеет право на приличные вещи, однако я не смог накопить денег даже на хорошее седло, хотя все эти годы мечтал о костюме, купленном в магазине. Желание достаточно скромное, но невыполнимое, если только не выиграю в карты или не отправлюсь дальше на Запад искать золото. Делать деньги — талант, у меня такового не оказалось.

Жеребец, который так нежданно достался мне, пожалуй, был лучшим из всех, на которых я до сих пор ездил; я в долгу у того старика. Что-то в нем мне понравилось. Одним выстрелом из своей бизоньей винтовки он разнес бы меня на кусочки, попробуй я дернуться за револьвером, однако когда ставки были сделаны, а на руках у меня козырей не оказалось, позволил мне уйти.

Неожиданно я увидел фургон.

Несколько минут я разглядывал то, что показалось мне сначала белым облачком на горизонте, и надеялся, что это не шапка грозовых туч. Вы не представляете, как быстро здесь надвигаются грозы, а молнии полыхают одна за другой практически беспрерывно. И горе человеку, оказавшемуся в грозу посреди бескрайних равнин, не говоря уж о всаднике, нашпигованном металлом. Все силы неба ополчаются против него.

Вскоре я окончательно убедился, что передо мной тент фургона. Рядом с ним стояла женщина. Она находилась в миле или больше, но я точно разглядел, что это именно женщина. Меня насторожило то, что она была одна, и поблизости — ни лошадей, ни мулов, ни волов. Люди, застрявшие на равнинах, готовы на все ради коня, а мой выглядел завидно. Поэтому я не сразу направился к фургону, а решил объехать его стороной.

Женщина помахала мне, но я лишь помахал ей в ответ и продолжал двигаться по кругу, не отрывая от нее глаз и не снимая пальца со спускового крючка винтовки. Время от времени поглядывал на землю в надежде увидеть следы фургона, лошадей либо волов, которые его сюда приволокли. И, конечно, нашел.

Лошади… Шесть лошадей, достаточно крупных для упряжки, и две верховых. Их вел пеший мужчина.

Покружив еще немного, наткнулся на глубокую колею, оставленную в мягкой земле фургоном. Значит, фургон нагружен и груз тяжелый.

В эту секунду тот, кто спрятался в засаде, сделал ошибку и шевельнулся. Человека, затаившегося на земле, увидеть трудно, особенно если его одежда сливается с местностью, но движение сразу привлекает внимание. Собираясь снести мне голову и забрать лошадь, он устроился в выбоине выходящей наружу каменистой породы.

Я остановился ярдах в трехстах с лишним и повернул свой винчестер в сторону прятавшегося, затем продолжил объезд фургона. Чтобы не упустить меня из вида, он вынужден был крутиться на месте. К тому времени, как я сделал полный круг, мой противник понял, что его перехитрили, и бросил свою затею.