Мутанты Асинтона

Астрик тяжело пережила гибель Ватрины и не расставалась со шкатулкой: ей чудилось, что там хранится душа старушки. Зато Гастрик пробовала расколоть эту семейную реликвию молотком. Заметив следы ударов, Астрик закопала шкатулку в саду под старым орехом. Но хотя девочки не общались, скрыть что-либо друг от друга подчас не могли – общее подсознание выдавало их. Найдя шкатулку, Гастрик еще ожесточенней попыталась расколоть ее.

Сестры часто удивляли Баатов общими словечками и мыслями. Время исчезновения обе называли пребыванием в чулане и так описывали это: «Проваливаюсь в нечто черно-багровое, после чего обволакивает глухая темнота, и я лежу будто связанная по рукам и ногам, но слышу и понимаю, что говорит сестренка. Часто хочу вмешаться в беседу, подать голос, но не могу – язык прилипает к зубам, мысли путаются при малейшем напряжении».

Однако способность слышать другого и разговаривать с ним так и не развилась и вовсе исчезла, как только они научились читать и писать, поэтому догадались общаться посредством записок и писем. Первое послание написала Гастрик. Подтолкнул ее к этому большой цветной фотопортрет Астрик, который родители повесили в гостиной.

– Кто это? – спросила она у матери.

Марта замялась, а потом ответила с легким вызовом:

– Астрик. Твоя сестренка. – И стала ждать реакции девочки. Та долго не отводила глаз с фотографии, а потом сделала признание, от которого у Марты радостно екнуло сердце:

– Но ведь у нее только лицо меняется, – сказала Гастрик. – А все остальное – мое. Мои руки, ноги, туловище.

– Конечно, – кивнула Марта, обнимая дочь и внутренне содрогаясь от сравнения ее лица с Астрик. – У вас все общее, поэтому вы должны дружить.

– Когда Астрик делала прививку, мне было не очень приятно, хотя боли я не чувствовала, – задумчиво сказала девочка. – Но почему, если ей грустно, то на меня нападает смех, и только противный чулан не дает возможность рассмеяться?

«Тебе нравится твое лицо? – написала Гастрик после этого разговора. – Мне нравится. Но не воображай – это и мое лицо тоже, просто я не могу его увидеть».

«Я с тобой согласна, – ответила Астрик. – Можешь считать мое лицо и своим – мне ничуть не жалко.

Но скажи, почему, когда я печалюсь о Ватрине, ты начинаешь щекотать меня своим неслышным смехом под правой лопаткой? Неужели тебе не жаль старушку?»

«А чего ее жалеть, – последовал ответ. – Она ведь прожила довольно долго, и еще неизвестно, умерла ли».

«Ты права, – обрадовалась Астрик. – В минуту ее смерти я услышала детский крик из окна. А на другой день узнала: там «скорая» не успела забрать в роддом женщину, и она родила девочку. Ее назвали Ватриной. Интересно, что хотя старушка и жила в соседнем доме, родители новорожденной, оказывается, не знали ее… И еще хочу сказать тебе – не трогай шкатулку».

«Разве тебе не интересно, что в ней? – написала Гастрик. – Кто знает, когда красный конь целиком появится на крышке – может, через сто лет. А меня сейчас разбирает любопытство, что там».

Теперь они уже постоянно перебрасывались записками, и так это понравилось им, что каждая, очнувшись после трудного перевоплощения, прежде всего интересовалась тем, что там написала сестричка.

Бааты все больше привыкали к мысли, что у них не одна, а две дочери. Такое впечатление создавалось у всех, кто знал эту семью. К тому времени, когда девочке исполнилось семь и она пошла в лицей, супруги уже привычно говорили: «Когда дети вернутся с занятий…» или «У сестренок сегодня не было арифметики…»

Писали они в разных тетрадках, а поскольку каждая пропускала какой-либо урок, учителя занимались с ними индивидуально. Поначалу из других классов то и дело прибегали поглазеть на необычную ученицу, меняющую внешность, как сказочная лягушка-царевна. Но вскоре привыкли к ней, как и к другим мутантам, которых в лицее с каждым годом становилось все больше. Эти несчастные дети были объектом насмешек и издевательств, но со временем их переставали замечать, как бы вычеркивая из жизни и памяти, и это было даже страшнее насмешек.

Однако не только в лицее, но и во всем Асинтоне число мутантов все увеличивалось, а на домах появлялись плакаты с изображениями маленьких уродцев и надписью: «ПЛАТА ЗА «ПЛАТу». Имелся в виду завод пластиковой тары, отравляющий воду и воздух. Впрочем, сбои в генетическом коде наблюдались и по множеству других причин, нарушающих энергоинформационное поле, из-за чего на улицах Асинтона вдруг появлялись полчища крыс или тараканов, в домах начинали перемещаться и летать предметы, а в речке замечали водяных и русалок. В ученом мире поговаривали, что на дне водоемов затаились в состоянии энергетических матриц и ждут своего часа динозавры, бронтозавры и прочие чудища, и если человек и дальше будет загрязнять среду обитания, то природа забросит его куда-нибудь на задворки как отработанную деталь.