Муза

Олив поставила недопитый стакан и привстала со стула, Исаак же полез в рюкзак и достал оттуда пистолет с блестящим стальным дулом. Все хранили молчание, пока он взвешивал его на ладони.

– Настоящий? – спросила Сара.

– Настоящий, сеньора.

– Зачем нам пистолет? – рассмеялся Гарольд. – Ты бы лучше принес мне картину.

Олив с явным облегчением снова присела.

– Вы умеете стрелять, сеньор? – спросил Исаак.

– Умею. Приходилось.

– А женщины?

– Конечно нет, – ответила Сара. – Почему вы спрашиваете? Все так драматично.

Исаак набил землей старый мешок из-под муки и повесил на ветку пробкового дуба в дальнем конце сада. На грубой холстине было написано H A R I N A[62], и они договорились считать подвижным «яблочком» просвет между буквами R и I. Все протопали мимо неработающего фонтана и выстроились в шеренгу в ожидании своей попытки. Атмосфера царила почти карнавальная: бестолково качающийся мешок, вспорхнувшие с дуба птицы в ответ на щелчок взведенного курка.

Гарольд попал в A. Сарина пуля вошла в кору. Передавая пистолет Исааку, она сказала, что больше никогда к нему не притронется, и легла навзничь в траву, положив руки на живот и глядя в небо. Исаак прострелил середку N и явно сконфузился. Он отдал оружие Олив, и Тереза заметила, как на мгновение их пальцы переплелись.

Олив встала на точку, вскинула пистолет, прищурилась и нажала на спусковой крючок. Отдача от выстрела вызвала у нее сдавленный стон в груди.

– Лив! – вскрикнул отец.

– Я в порядке.

– Ты почти попала в яблочко.

Она с удивлением уставилась на набитый мешок.

– Правда?

Тереза посчитала нормальным, что у Олив верный глаз и твердая рука.

– А ну, еще разок, – предложил Гарольд.

– Да нет. Это была случайность.

Сара перевела взгляд на простреленный мешок.

– Лив, да у тебя скрытый талант. Надо тебя послать на соревнования.

Тереза поспешила забрать у Олив пистолет, а Исаак подошел проверить, правильно ли его перезаряжают. Она остановила брата – дескать, без тебя разберусь.

– Купил на ее деньги, да? – спросила она шепотом.

– И еще куплю. Это советский Т33. – В его голосе звучало восхищение.

– Это для них?

– Он может им пригодиться.

– В каком случае? Ты пытаешься их защитить или подставить под удар?

– На мишень смотри, Тере. И говори тише.

Тереза спрашивала себя, откуда Исаак берет деньги на советское оружие, и сама же гнала от себя подобные вопросы. Она расставила ноги и сконцентрировалась на поднятом пистолете, страхуя кисть свободной рукой. Тело вытянулось в струнку, каждый мускул напрягся, а скулы стали каменными, как у сатира в фонтане. Она сделала глубокий вдох и нажала на спуск, подумав при этом: «Не ты один стреляешь по кроликам». Раздался выстрел, и пуля угодила точнехонько в узел, удерживавший мешок на ветке. Исаак разочарованно вскрикнул. Мешок грохнулся в траву, земля разлетелась во все стороны. Конец игры.

* * *

Позже в тот же день Гарольд сказал, что собирается в Малагу. Заглянуть в винный погребок, восполнить запасы шерри. Сара объявила, что едет с ним.

– Зайду к фармацевту, – сказала она. – Потом в Калле Лариос выпью кофе и поброжу по берегу моря.

Тереза видела, что Гарольд несколько напрягся, но потом сказал:

– Что ж, хорошая идея. Пусть легкие подышат морским воздухом. А вы, Исаак, к нам не присоединитесь? Вы, как человек местный, поможете нам с выбором шерри. – Но если раньше Исаак, ездивший на велосипеде, мечтал прокатиться в таком крутом автомобиле, как сказала бы Тереза, то сейчас он вежливо отклонил приглашение. – Конечно, – согласился Гарольд. – Вас ждет работа.

Стоя на крыльце, Олив и Исаак помахали отъезжающим.

– Мы можем прямо сейчас сделать фотографию для Пегги Гуггенхайм, – сказала Олив, когда машина скрылась из виду. – Камера у папы в кабинете. – Исаак молчал, уставившись на гуляющие створки ворот и дорогу, ведущую в деревню. – В чем дело? – спросила она.

– Я оказался в дураках.

– Неправда.

– Я-то думал, что за твоей уверенностью и за твоим счастьем стоит любовь ко мне.

– Так и есть.

– Мне так не кажется. Я думаю, это было в тебе всегда и ждало своего часа. Я подвернулся в нужный момент, и ты меня использовала в качестве своего холста.

– Я люблю тебя, Иса. – Ее слова прозвучали вхолостую.

– Ты не меня любишь. Ты любишь стены в доме Гуггенхайм. Чем все это закончится, Олив? А ведь должно закончиться.

Она положила руку ему на плечо, но он ее сбросил.

– Я тебя разозлила. Но я правда люблю тебя…

– Ты сказала: «Последняя картина». И тут же последовала еще одна. Зеленая физиономия. Еще, еще, еще.

– Прости. Ну прости. Эта будет точно последняя. Я тебе обещаю. Всей своей жизнью клянусь.

Он пристально посмотрел ей в глаза.

– Вы с моей сестрой планировали это с самого начала?

– Ну что ты!

– Ее эта ситуация очень устраивает. И ведет она себя как ты. Всё у вас по плану.

– Исаак, никакого плана не существовало. Просто так случилось.

– Тереза умеет цепляться за жизнь. Она поставила на мольберт твою картину, но это еще не значит, что она всегда будет тебя ставить на первое место.

– Что ты имеешь в виду?

Он рассмеялся, это был горький смех.