— И как мы их вычислим? — вздохнула я, глядя на эту внушительную стопку.
— Илона вспомнила, что разговоры пошли в начале весны, — сообщил магистр. — Значит, дело скорее всего было где-то с января по март.
Я кивнула и принялась снова сортировать приказы. По сути всё было верно: разговоры начались не прямо сразу. Сначала ребята влезли, потом тот чудик чего-то раскопал, на это тоже время потребовалось. Но копать он начал явно сразу, не через полгода же проснулся. Опять же, начало весны — понятие растяжимое, в Форине иной март от января не отличишь, значит, Илона скорее всего имела в виду апрель, который уж всяко на весну похож. Это были разговоры уже. Выходит, само действие пришлось, вероятнее всего, именно на названный магистром период.
Теперь у меня в руках остались двенадцать приказов. А учитывая, что никаких существенных отличий, за которые было бы можно зацепиться, между ними не наблюдалось, это было почти так же скверно, как если бы их была тысяча. Нет, ну ладно, с тысячей это я хватила, конечно. Но наугад опрашивать полсотни человек — всё равно очень много.
— Что дальше? — спросила я.
— Применим метод сопоставления, — предложил некромант, разворачивая на столе сводную ведомость успеваемости тогдашнего пятого курса. — Влезть в музей не так-то просто, записные оболтусы и раздолбаи не справились бы, верно? Отличники туда вовсе бы не полезли, зачем им рисковать схлопотать взыскание перед самым распределением на практику, от которого во многом зависит будущая карьера?
— Наши ребята, значит, из серединки? — уточнила я. — Такие, ничем не примечательные?
— Ничего подобного, — качнул головой магистр. — Отличники и первые студенты стараются получить максимум по каждому предмету, так?
— Так, — немного неохотно признала я, неожиданно ощутив себя уличённой в чём-то не очень красивом.
Ну да, я отличница, первая на курсе. И да, я стараюсь по каждому предмету иметь как можно более высокий балл. Это мой единственный шанс на действительно хорошую, интересную работу, не хочу я следующие сорок лет домашние сигнализации устанавливать и настраивать. Разве это неправильный подход к жизни?
— Но отличники слишком ценят свою репутацию, — продолжил некромант. — А нам нужны те, кто готов ей рискнуть. Ребята со способностями, но не стремящиеся быть безупречными.
— То есть, — протянула я, сообразив, к чему клонит магистр, — не те, кто из-за лени по каждому предмету еле выползает на "удовлетворительно". И не те, кто по всем имеет твёрдое "хорошо", потому что в силу средних способностей просто не тянет на "отлично". Те, кто получает сколько уж получается.
— Верно, — кивнул магистр. — Обладатели неровной успеваемости — вот наш контингент. Прогляди ведомость четвёртого курса и выпиши всех таких персонажей.
Стол был занят, так что бумагу я развернула прямо на полу. И довольно скоро убедилась, что рассуждения некроманта были вполне разумны. Из ста трёх студентов двадцать два были очевидными отличниками-ботаниками. Ещё тридцать четыре учились ровно столько, сколько требовалось, чтобы избежать отчисления. Первые вовсе не полезли бы в музей, вторые просто не смогли бы туда влезть.
Ещё сорок один человек имели в ведомости ровные ряды хороших оценок с редкими вкраплениями отличных — тот самый ничем не примечательный середняк, лучшие винтики системы, обеспечивающие её стабильность, но не развитие. Подпишутся ли такие на заведомую авантюру с непредсказуемыми последствиями? Очень вряд ли. И уж организаторами подобного точно не станут.
В сухом остатке у меня образовалось шесть имён тех, кто, будучи чуть ли не звёздами на одних предметах, другие еле сдавал. Такие могут по-настоящему чем-то увлекаться, игнорируя всё прочее. И да, именно таких чаще всего заносит и тянет рискнуть.
— Сделала? — окликнул меня магистр, дождался кивка и продолжил: — Теперь выбери тех, кто хорош в предметах, владение которыми особенно пригодилось бы для взлома.
Я мысленно ругнулась — могла бы и сама догадаться — и снова уткнулась в ведомость. Одного из шестерых, пожалуй, можно было исключить вовсе, его таланты лежали в области теоретической. А из оставшихся пятерых наиболее вероятных кандидатов получилось двое.
— А теперь давай сопоставлять, — подытожил магистр.
Десять приказов из двенадцати оказались мимо, зато в двух оставшихся встретились имена из обоих наших списков. Правда, и другие имена тоже, но это было вполне логично: хорошие ребята сами авантюр не затевают, но подбить их поучаствовать очень даже можно. По себе знаю.
— Порочащее поведение, конечно, более вероятно, чем нарушение дисциплины, — задумчиво проговорил магистр. — Но всякое может быть.
— Давайте начнём с Майкла Ирвинга, — предложила я. — Он есть и там, и там, не ошибёмся.
— Вполне вероятно, что всё допущение с успеваемостью ошибочно целиком, — слегка поморщившись, заметил магистр. — Но с чего-то надо начинать.
— Ваш оптимизм прямо вдохновляет, — фыркнула я. — Даже если этот Ирвинг сам не лазал в музей, он всё равно может знать, кто лазал. Или знать того чудика, который копал эту историю. Но как мы найдём его самого?