Музейная пыль

— Ни один некромант, тем более тёмный мастер, не любит выпускать его. Если, конечно, у него не поехала крыша на почве обретения всесилия, — негромко продолжила целительница. — И делает это только в самых крайних случаях, когда выбора совсем не остаётся. Тут, полагаю, был как раз такой случай.

Я мотнула головой, пытаясь собраться с мыслями. Насколько мне было известно, эхо активно используют целители, могут применить боевики, например, чтобы выбраться из западни или наоброт, пробраться куда-нибудь. Оно ведь, в отличие от бренного тела, не сковано такими мелочами материального мира, как стены и двери. Но никакой опасности это не представляет. Чем же, интересно, так особенны некроманты?

— Да, — повторила целительница в странной задумчивости. — Это был самый крайний случай. Все остальные были уже мертвы, выбора не оставалось. Или отпустить тварь и позволить ей несколько месяцев, а может, и лет гулять на свободе, каждую ночь убивая людей, или закрыть ловушку.

— Он её закрыл.

Мои губы искривились в горькой усмешке. Ну конечно же, разве могло быть иначе? В чём бы я ни пыталась себя убедить, в глубине души всегда понимала — он тот человек, который не будет отсиживаться в сторонке. Он пойдёт и сделает всё, что нужно, чего бы это ни стоило. Потому ли я его любила? Чёрт знает…

— Да, — вздохнула целительница. — Закрыл. Извини, я путано рассказываю. Дело в том, что после расщепления тёмному мастеру очень сложно собрать ауру вновь и вернуться в своё тело. Поэтому обычно они используют специальные артефакты, чтобы создать связь и упростить эту задачу.

— А он такого не захватил, — снова грустно усмехнулась я.

— Очевидно, нет.

— То есть, он не может вернуться?

Я хотела задать этот вопрос спокойно, но не смогла. Ведь если так, должен же быть какой-то способ всё исправить! Просто обязан быть! И если так…

— Не совсем.

Целительница отвернулась, но я успела заметить слёзы, блеснувшие в её глазах. Даже стало интересно, какие отношения их связывали. Хотя сейчас это, пожалуй, в любом случае больше не имело значения.

— Слишком много сил было затрачено. Он уже не может вернуться по-настоящему и… просто угасает. Вот так. Пара дней, и всё будет кончено.

— А если использовать артефакт?

— Поздно.

— Но должен же быть способ! Должно быть хоть что-то!

Не удержавшись, я вскочила. Почему все так запросто сдаются?! Нужно попробовать сделать хоть что-нибудь, что угодно! Нельзя же просто сидеть и ждать конца! И я не стану!

— София…

— Я… — мне пришлось сделать паузу, чтобы перевести дыхание. — Я найду способ его вернуть.

— Это невозможно.

— Это вы так говорите, — отчеканила я, торопливо надевая тапочки. — Где он? Я должна его увидеть.

— Идём, — сдалась целительница.

* * *

Сама не знаю, на что я надеялась. Здравый смысл подсказывал, что Тереза скорее всего сказала мне правду. Но сейчас я не готова была её принять, более того — не собиралась делать этого, вполне сознательно. Какой бы ни была правда, это не имело значения. Иногда значение имеет только вера, и это как раз тот самый случай.

Осторожно присев на краешек кровати, я сжала в руке прохладные пальцы. Если в умных книгах нет ответа, это не означает, что его не существует. Означает только, что его нет в книгах. Он может быть совсем в другом месте.

Есть две части ауры, и одна из них угасает, и не может соединиться со второй. Как сделать так, чтобы они всё-таки соединились? Если связь не была создана заранее — никак. Вот это объясняла мне целительница. Господи, неужели она не ошибается?

Я осознала, что плачу. Слёзы просто катились из глаз, расплываясь тёмными пятнами на простыни. Есть целая куча артефактов, влияющих на ауру. Какой мог бы сгодиться тут? Сколько я ни перебирала варианты, ответ не находился.

— Можно?

Я смогла только кивнуть, не поднимая лица. Можно, почему же нельзя? Нет никакой разницы, сидеть мне тут одной или вдвоём с кем-то. С тем, кто тоже имеет право быть сейчас рядом.

— Я хотел бы поговорить с вами.

— Говорите, — пожала плечами я. — Я слушаю.

Пауза висела довольно долго. Всё это время я продолжала изучать бледное спокойное лицо. Пульс на мониторе монотонно отсчитывал секунды. Господи, я никогда особо в тебя не верила, не ходила в храм, не молилась… Господи, но мог бы хоть ты помочь? Ведь это неправильно, что всё так вышло…

— У меня один сын, — наконец заговорил советник. — Наши отношения не сложились, но на самом деле он всё, что у меня есть. Остальное далеко не так важно. И если его не станет, что останется? А вы… я понимаю, вы ещё очень молоды…

— Чего вы хотите? — не удержалась я, начав понимать, к чему идёт разговор.

— Если вы не захотите вот так поставить крест на своей жизни, я хотел бы попросить вас… я мог бы взять на себя заботу о ребёнке. Поймите, для меня…

— Вы сошли с ума, — только и сказала я, оборвав фразу на середине.