Кому-то требовалось убрать именно ее, Нину, и как можно быстрей. А звонок Гаевому? Это было сделано уже попутно, на всякий случай. Анонимный звонок вполне соответствовал стилю Ильчуков. А вот убийство… Нет, это организовал кто-то другой. Тогда, выходит, Ильчуки прямо связаны с убийцей. Не по его ли заданию Боря интересовался памятью Нины? Да и не случайно он поспешил сообщить ей о смерти отца: надеялся, что Нина, еще не отошедшая от шока, снова впадет в беспамятство.
Ночью Нина не спала, ворочалась на больничной койке и смотрела в темное окно, за которым шевелились тени деревьев и мигал одинокий тусклый фонарь. Голову железным обручем сжимали ночные страхи. Грозит ли ей опасность и как уберечься? Казалось бы, простейший выход — завтра же все рассказать следователю. Пусть специалисты разберутся, было ли ночное нападение случайным или ее преднамеренно хотели убрать как свидетельницу. Но свидетельницу чего? Ведь это только ее догадки, которые легко опровергнуть. Она совсем не знает того человека и не уверена на сто процентов, что именно его видела на фотографиях Ярослава. И, потом, даже если это был он, то где доказательства, что с ним случилось несчастье?
Стоп! Нина даже вскочила с кровати. А машина, выезжавшая от улицы Крайней? Что им надо было там, среди заброшенных домов и именно в тот вечер? Не слишком ли странное совпадение? Рассказать все следователю! Пусть оперативники проверяют, сопоставляют факты. Правда, не хочется вмешивать сюда еще и Лену…
Немного подумав, Нина снова опустилась на подушку и тяжело вздохнула. Нет, не сейчас. Пока нет защиты и уверенности, опасно выдавать свою осведомленность. Ее и так плотно опекает Борис, пытаясь выведать, что ей известно. Олег — опасный тип, об этом и отец предупреждал. Если он решился на одно покушение, то не остановится и перед вторым. И кто знает, какой следователь придет к ней в больницу? Что, если он окажется знакомым Олега? Сейчас столько пишут о коррупции в органах. Нет, пока еще надо молчать и думать. Думать и набираться сил.
Приняв такое решение, она понемногу успокоилась и смогла ненадолго уснуть.
На другой день Нину перевели из палаты интенсивной терапии в общую. Все соседки по палате, а их было пятеро, уже знали ее историю и периодически выражали свое сочувствие, утешали: дескать, радуйся, милая, что все так обошлось, могло быть куда хуже.
Нина казалась с виду апатичной, словно пребывающей в ступоре, но это была только маска. На самом деле девушка находилась в постоянном напряжении и следила за каждым своим взглядом и жестом.
Через четыре дня Нина уже чувствовала себя почти здоровой, но выписывать ее пока не собирались. Во время очередного посещения Катя с таинственной усмешкой сообщила, что «случайно встретила твоего давнего поклонника». Нина вздрогнула и сразу же догадалась: «Олега Хустовского?»
— Точно! — подтвердила Катя. — Значит, не забыла его! И он тебя помнит. Сокрушался, когда я рассказала, что с тобой произошло.
— Ты бы всем подряд не рассказывала. Не очень это мне приятно, — проворчала Нина.
После сообщения она уже до вечера не могла прийти в себя, а ночью снова изводили кошмары.
Нина не решалась спросить Катю, есть ли новости о Ярославе. Впрочем, и так было ясно, что новостей нет, иначе бы Катя сообщила.
На лестничной площадке висел телефон, возле которого почти всегда дежурило двое-трое больных. Однажды Нина подгадала момент, когда телефон, наконец, освободился, и позвонила Ярославу на работу. Молодой женский голос с манерными интонациями ответил:
— Ярослав Николаевич в отъезде. Что ему передать?
— Когда он вернется?
— Думаю, не раньше, чем через неделю. А кто его спрашивает?
Нина повесила трубку и с раздражением подумала: «Какой противный голос. Наверное, секретарша».
Конечно, у Ярослава была своя жизнь, своя работа, свой круг знакомых, и все же Нине стало обидно, что он так легко обходится без нее. Да, она сама запретила ему делать какие-то шаги, но почему Ярослав не нарушит запрет? Неужели его таинственная командировка так важна, что он даже не удосужится позвонить оттуда и поинтересоваться, как дела у жены? Не может быть, чтобы Костя или Елагин не знали о смерти Гаевого и не сообщили Ярославу об этом.
«Ярослав Николаевич в отъезде», — мысленно передразнила Нина секретаршу, которую заранее представляла размалеванной фифой, готовой на все ради внимания неотразимого шефа. Нина подошла к большому зеркалу в вестибюле и убедилась, что к ней за эти дни вернулась прежняя форма. Как ни велики были недавние потрясения, но желание быть живой и любимой побеждало. Нина твердо решила, что Ярослав будет первым, кому она расскажет о своих опасных догадках. Теперь, после смерти отца, Ярослав был в ее жизни единственным сильным мужчиной, которому она могла по-настоящему доверять. Только он сможет во всем разобраться и помочь.