В сложных земледельческих обществах гендерное разделение функций более подвижно. Что касается ремесел, то мужчины почти монопольно занимаются обработкой и изготовлением изделий из металла, дерева, камня, кости, рога и раковин; они также доминируют в строительстве домов и изготовлении сетей и веревок. Исключительно женских ремесел нет, но прядением и большей частью также ткачеством, плетением корзин, циновок, шитьем одежды и изготовлением керамики почти везде занимаются женщины. Однако это в большой степени зависит от уровня общественного разделения труда. В более специализированных ремеслах преобладают мужчины, тогда как приготовление пищи в большинстве обществ поручают женщинам (хотя межкультурные вариации очень велики), они же выполняют основную домашнюю работу, включая заготовку топлива и воды, и основной уход за детьми (см.: Murdock, Provost, 1973).
Долгое время ученые объясняли такие различия, с одной стороны, большей физической силой и энергией мужчин, а с другой – несовместимостью некоторых видов трудовой деятельности с уходом за детьми. Кроме того, отмечалась внутренняя взаимосвязь, ковариативность некоторых видов деятельности (например, если мужчины занимаются рыболовством, то они же плетут веревки и сети). Однако гендерное разделение труда означает не просто дифференциацию социальных функций, но и определенную иерархию, стратификацию этих видов деятельности и категорий людей, которые их осуществляют. Характер общественных взаимоотношений между полами зависит не столько непосредственно от круга специфических обязанностей мужчин и женщин, сколько от распределения власти, меры общественного признания, престижности мужских и женских занятий (см.: Schlegel, 1977). По ироническому замечанию Маргарет Мид, мужчины могут стряпать, ткать, одевать кукол или охотиться на колибри, но если такие занятия считаются подходящими для мужчин, то все общество, и мужчины, и женщины, будут признавать их очень важными. Если то же самое делают женщины, такие занятия объявляются менее важными (Мид, 2004. С. 154).
По-видимому, в этом есть свои стадиально-исторические закономерности. Историки первобытного общества полагают, что в раннеродовой общине естественное половозрастное деление не создавало стабильных отношений господства и подчинения. Мужчины и женщины специализировались в разных, но в равной степени общественно полезных и уважаемых сферах деятельности, а выдающаяся роль женского труда в хозяйственной жизни общины в сочетании с матрилинейной (определение происхождения по материнской линии), «материнской» организацией рода обеспечивала женщине высокое общественное положение (Першиц, Монгайт, Алексеев, 1982. С. 99). Социальное угнетение женщин и признание их низшей по сравнению с мужчинами категорией возникает только вместе с патриархатом, частной собственностью и системой наследования имущества.
Однако свести социальные взаимоотношения полов к одной-единственной системе детерминант, будь то биосоциальные константы или угнетение женщин мужчинами, невозможно. Социально-структурные факторы тесно переплетаются с культурно-символическими. Замечено, что все народы, осознанно или неосознанно, ценят объекты, виды деятельности и события, порожденные человеком или находящиеся под его контролем (культура), выше, нежели неподконтрольные и данные извне явления (природа). И поскольку женское начало воспринимается как более близкое к природе, чем к культуре, оно ставится ниже мужского.
Представление о «природной» сущности фемининности покоится на трех кажущихся универсальными предпосылках:
1.
2.
3.
Но такое объяснение представляется чересчур общим. Чтобы понять конкретные исторические типы гендерной стратификации, американский антрополог Эрнестина Фридл (Friedl, 1975) сопоставила систему доступных мужчинам и женщинам социальных ролей в обществах охотников и собирателей и в земледельческих обществах, выделив возможные детерминанты гендерных ролей и степень господства одного гендера над другим в следующих контекстах:
а) контроль за производством, особенно за домашним и внедомашним распределением стратегических экономических ресурсов;